Меч и ятаган

– Сделаю все, что в моих силах. – Бертран встал. – Ладно, друг мой, мне еще надо разыскать капеллана для длинной запоздалой исповеди, а потом собрать вещи, а то уедут без меня.

Они взглянули друг на друга. Их лица были мрачны.

– Да хранит тебя Господь! – произнес Кристиан.

– И тебя! – Бертран крепко обнял друга. – Не стану говорить «au revoir». Сейчас это может оказаться плохой приметой.

Кристиан остался сидеть на крыше, глядя вниз, на улицу. Он видел, как мелькнула кираса Бертрана, когда тот вышел из ворот и зашагал прочь, как всегда, бойкой и уверенной походкой. Вид у него был почти важный. Обернувшись, Бертран помахал рукой. Кристиан помахал ему в ответ и еще долго смотрел на удаляющуюся фигуру друга.

Насрида раздражало собственное бездействие. Он и его люди стояли лагерем на холме у залива, где пришвартовался флот, и смотрели, как над местами сражений на севере днем поднимался дым, а ночью – зарево вспышек. Это было похоже на извержение вулкана, только вот Насрид по природе своей не был зрителем. Ему хотелось почувствовать жар вулкана на своем лице, собственноручно подбросить дров в бушующий огонь.

Его нетерпение несколько сглаживалось тем, что он знал: сейчас с врагом сражается только артиллерия. Главная битва еще впереди, ради нее стоило жить и дышать. А пока флот не встанет благополучно на якорь в Марсамшетте, оставалось лишь наблюдать со своей позиции. Время от времени приходили сообщения о блицрейдах кавалерии, расположившейся на территории Мдины. Неверным уже удалось нанести удары по колоннам турецких поставок и изолировать лагеря друг от друга. У Насрида работал постоянный патруль из четырех человек, ведь, помимо конницы, он опасался глубоких оврагов, которыми был испещрен остров и которые предоставляли врагам прекрасное укрытие. Пока еще не случалось, чтобы какой-нибудь мальтийский крестьянин застрелил кого-нибудь из его людей. Опасность казалась Насриду незначительной, поскольку почти все христиане прятались за своей стеной, ожидая смерти.

Насрид и его воины молились по пять раз в день, готовили рагу из кролика в котелке на открытом огне, который удавалось поддерживать с помощью собранного в округе терновника. Чтобы убить время, они устраивали состязания по стрельбе из лука, используя в качестве мишени нарост на рожковом дереве. Они точили сабли, смазывали оружие и упражнялись в метании боевых топоров. Оказалось, что один из воинов чудесно играет на тростниковой флейте, другой – на фиделе. По ночам они танцевали, кружась над водой, пели и хлопали. В остальном оставалось лишь курить гашиш. Насрид тщательно отмерял дозу для каждого, не желая, чтобы его воины переходили грань.

А внизу, под лагерем янычар, иудеи из Мекор-Хаким в ужасе припадали к земле. Пещера действительно была надежным укрытием, но им и в голову не приходило, что кто-то может разбить лагерь прямо над ней. В редкие моменты, когда воздух не был наполнен грохотом орудий, они слышали, как люди на холме переговариваются, смеются и играют на музыкальных инструментах. Теперь обитатели Мекор-Хаким боялись, что любой звук с их стороны – кашель и шорох камешка – отразится в узких тоннелях, ведущих к холму. В свое время Фенсу не додумался это проверить. Он никогда не знал, в какой миг смолкнут пушки, пусть на секунду, поэтому не позволял никому шуметь даже во время обстрелов.

Тяжелее всего приходилось детям. У Виллано было двое сыновей, шести и восьми лет, у Каталдо – семилетняя дочь, у Елены – Моисей. У них не было никаких игр, ничего, что могло бы их развлечь и при этом не навлечь опасности. Час за часом дети проводили в вынужденном бездействии. День и ночь они сидели, вглядываясь в черные тоннели, боясь в любую минуту услышать шуршание одежды или внезапно увидеть силуэт, а следом – блеск османской аркебузы или дамасской стали.

Много дней спустя Фенсу попытался перебраться вместе с детьми в отдаленную галерею, некогда представлявшую собой русло подземного ручья. Это место находилось дальше всего от холма. Галерея была тесная, задняя стена располагалась под наклоном. Там Фенсу шепотом рассказывал ребятам истории. Дочка Каталдо начала было хихикать, но он шикнул на нее, опасаясь, как бы их не выдало какое-нибудь воздушное отверстие. На этом истории закончились. Оставалось только ждать и спать.

Зерна хватало с лихвой, однако о том, чтобы варить еду в котле или готовить в каменной печи, не было и речи. Они питались соленой рыбой и козлятиной, грызли засохшее печенье, поддерживали друг друга и молились.