Меч и ятаган

Аша направился к площади, пробираясь сквозь толпу из людей и скота. Городок, навсегда отпечатавшийся в памяти Нико, теперь в глазах Аши выглядел иначе. Он казался более компактным и густонаселенным. Неизменными сохранились лишь несколько зданий: обержи и лазарет да еще рыцарская церковь Святого Лаврентия рядом с заливом Биргу. К церкви Святой Агаты пристроили звонницу. В детстве Нико играл на этом самом месте. Аша вошел внутрь, перешагнув через спящих крестьян и их нехитрые пожитки. Остановился перед алтарем, все таким же простым, сооруженным из холста и креста, со шпалерой на задней стене. Рядом с алтарем лежали груды мечей и аркебуз, готовые к выдаче в случае необходимости. Аша принялся их пересчитывать, но его взгляд все время возвращался к кресту. Он ощущал неприятный гул в затылке. В последний раз, когда он стоял в христианской церкви… это было здесь. И хотя он ощущал себя истинным мусульманином, Аша не мог отделаться от чувства, что Бог его предков смотрит на него. Он вышел на улицу.

Площадь, очевидно, являлась центром командования обороной. Аша попытался вычислить, сколько рыцарей командуют войсками. Он уже знал, что будет делать, если вдруг встретит ла Валетта. Хотя информация, которую собирал Аша, была критически важной и должна была помочь положить конец осаде, ла Валетт не являлся обычным командиром. Как ни крути, он был выдающимся человеком. Потеря Мальтой такого предводителя явно принесла бы туркам больше пользы, нежели простые донесения о количестве пороха на складах или о ловушке, устроенной между стенами. Ла Валетт должен умереть. Аша устранит его телохранителя и поразит великого магистра смертельным ударом. С Ромегасом будет сложнее. Аше придется приложить всю свою волю, чтобы не поддаться жажде мщения и оставить этого человека в покое. А поступить следовало именно так. Если судьба будет к Аше благосклонна, он еще встретится с Ромегасом в финальной битве за Биргу.

Аша уже час бродил в толпе по периметру площади, высматривая и ожидая, но ни великий магистр, ни Ромегас так и не появились. Аша понимал, что могут пройти часы или дни, прежде чем он их увидит, если увидит вообще.

Он направился к улице, где когда-то жил, и неподалеку заметил низкое каменное здание, которое вызвало у него особенно яркое воспоминание. Он как будто снова ощутил аромат горячего хлеба, который тянулся из этой двери каждое утро, иногда будя его ото сна, хотя он и жил в трех улицах отсюда. От этого аромата сводило живот. Лука не переносил свежего хлеба, и они обычно ждали, когда хлеб покроется серой плесенью или затвердеет, как известняк. Одним прекрасным утром Мария нашла на улице монетку. Они сразу решили, что с ней делать. Втихаря они отлили немного меда из глиняного горшка на кухне у Изольды и побежали занимать очередь – как раз вот тут, где Аша теперь наблюдал гору картечи на поддоне. Мария протянула пекарю деньги, и тот отрезал им полбуханки. Свежий хлеб, прямо из печи, еще дымился в прохладном утреннем воздухе. Они сидели на скамейке напротив церкви Святой Агаты, намазывали мед на хлеб и ели драгоценное лакомство, улыбаясь, облизывая пальцы и отмахиваясь от мух. Теперь же Аша сосчитал погруженные на тележки хлеба, чтобы вычислить хотя бы примерно, сколько человек предполагалось накормить.

Мария. Где ты?

Он отправился дальше, все изучая и запоминая. Двадцать человек, тридцать, сорок два – отряд греков, подразделение родосцев. Один мужчина посмотрел на него с подозрением, словно Аша отличался от всех остальных. Аша опустил голову и поспешил прочь. Дотронулся до своей биретты. Нет, все хорошо, ему показалось. Он не просто выглядел как мальтиец, он оставался собой. Он и был мальтийцем. И все-таки он задумался над тем, сколько в нем лживого. Возможно, он держался совсем не так, как настоящий мальтиец, на чью осанку не могли не повлиять долгие годы нищеты и пресмыкания перед ненавистными рыцарями. Да, было в их манере держаться что-то, что выдавало в них именно мальтийцев, так же как орта на его руке выдавала в нем… кого-то другого. Одно он знал точно: сейчас он изменившийся человек в городе чужих.

Аша дошел до улицы, где стоял его дом. Вокруг дома выросли новые жилые постройки, но он узнал свою дверь, а еще окно, у которого его мать любила сидеть вечерами, сплетничая со старой ведьмой Агнетой, мучительницей. Однажды она сломала ему палец, когда он потянулся за конфетой, лежавшей у нее на подоконнике.