Меч и ятаган

«Я турок!» – кричал он во время битвы.

«Я мальтиец!» – выкрикнул он всего лишь мгновение спустя.

Его жизнь состояла из лжи. Он лгал Тургуту, лгал Искандеру, лгал своим богам о том, что лгал своим богам.

Да, я и то, и другое, и третье. А значит, я никто.

Я сын нескольких отцов, сын, предавший их всех.

По мере того как в Биргу затухали огни, в его голове разгоралось настоящее пламя, подогреваемое опиумом, ожогами и душевными муками.

Алиса!

Мария!

Господи, помоги мне! Аллах, не оставь меня!

ИЗ «ИСТОРИЙ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ»,

написанных Дарием по прозвищу Хранитель, придворным историком Повелителя Белого моря и Черного моря, султана Ахмеда

И для одной, и для другой стороны настал самый неопределенный момент за всю осаду, когда малейшее происшествие могло повернуть ход сражения.

Обе стороны знали, что подкрепление могло прибыть со дня на день, но также знали, что оно может не прийти вовсе.

Обе стороны обессилели и впали в уныние, ибо происходящее превосходило человеческие возможности.

И все же обе стороны нашли в себе силы продолжать.

Из тома VII. Великие кампании. Мальта

Глава 44

19 августа

Инженеры Мустафы закончили возведение осадной башни, громадной деревянной конструкции, возвышавшейся над стеной Биргу с дальней от моря стороны. Основание обернули смоченной в воде кожей, чтобы защитники Биргу не подожгли. Янычары взобрались наверх, защищаемые деревянными щитами. С высокой платформы они могли вести огонь по стенам и улицам Биргу, расчищая путь другим воинам, которые должны были ринуться в город по мосту, соединяющему башню со стенами. Старый, но эффективный метод ведения осады. Двое рыцарей, в том числе племянник ла Валетта Анри, предприняли вылазку с целью уничтожить башню. Рыцарей застрелили, и после небольшой битвы вокруг их тел занесли обратно в город.

Кристиан был с великим магистром, когда принесли тела. Всегда такой сильный, решительный и уверенный, ла Валетт позволил себе минутное уныние.

– Эти двое молодых людей опередили нас всех лишь на несколько дней, – сказал он. – Ведь если мы не получим подкрепления с Сицилии, то все умрем. Все до последнего защитника мы будем погребены под руинами.

Ла Валетт твердо вознамерился разрушить башню. Он велел рабочим проделать отверстие в стене почти у самой земли, в нескольких ярдах от основания осадной башни, при этом не пробивая стену насквозь. Прикатили большую пушку, зарядили ее цепными ядрами. Выбили из стены последние камни. Пушка выстрелила. Снаряды с цепями пробили опору, обрушив башню.

Турецкие инженеры придумали специальную пороховую бочку, такую огромную, что сдвинуть ее могли только десять человек. Это было самое крупное отдельное взрывное устройство, которое когда-либо изобретали инженеры. Устройство, наполненное взрывчатыми веществами и шрапнелью из цепей, гвоздей и картечи. Пока защитники Биргу были заняты башней, а защитники форта Сант-Мишель отражали очередную атаку, турки подожгли на бочке запальный шнур. Воины подтащили бочку к вершине разрушенной части стены форта Сант-Мишель и скатили ее оттуда в группу защитников.

Фитиль все еще горел. Защитники побросали оружие и потащили бочку к крепостному валу. Они скатили ее с холма в обратную сторону, прямо в толпу турок, ожидающих разрушительного взрыва, чтобы начать наступление. Взрыв ударил туркам в лицо. Рыцари вывели свои войска за пределы форта и предприняли атаку на нападающих. Наступление быстро обернулось бегством.

С военной точки зрения для турок это были лишь незначительные неудачи. Перед их командованием стояли куда более серьезные проблемы. По всем расчетам, осада должна была продлиться не больше месяца. Теперь же у армии заканчивались запасы и продовольствия, и пороха. Корабли, отправленные за пополнением в Триполи, так и не вернулись. Мустафа догадался, что их перехватили христианские суда, стоявшие у побережья Африки. Пушки начали выходить из строя из-за перегрева. Насрид и другие командиры жаловались на волнения в их отрядах. Среди солдат росло недовольство военными неудачами. Если Аллаху угодна их победа, зачем Он воздвигает столько преград на пути к ней? После каждого провала становилось все труднее приказывать воинам идти в атаку. Не было на свете более храбрых бойцов, но им совсем не хотелось гибнуть понапрасну. К тому же груды мертвых тел стали источником болезней, распространявшихся наряду с унынием.