Меч и Крест

И более двух десятков сарацин, были сметены первым ударом рыцарей, сбиты конями, раздавленны копытами, пали под ударами мечей и копий.

В страхе они стали отступать, кто к лодкам, а кто прямо вплавь, пытаясь добраться до кораблей.

– А-а-а, трусы! Они бегут! Бей их, без жалости!

Боэмунд, в боевом порыве, влетел в море, и там, вертясь в седле, бил и рубил разбегающихся сарацин.

С холма закричал Хакон Немой, и Бьёрн, обернувшись, увидел мчащихся на них всадников.

– Да их тут ждали! Боэмунд, Боэмунд, отходим!

Но было поздно. Отряд сицилийских разбойников, в который входили люди разных верований и национальностей, объединённые лишь единой жаждой поживы, не подчиняющиеся никому, и жившие только по своим законам и кодексам, ударил на них с тыла.

Вылетел из седла Роберт Готский. Зашатался раненный Гумфрид де Монтегю. Упал с разрубленной головой, храбрый воин Тристан.

Боэмунд, засмотревшись на новых врагов, потеряв бдительность, не заметил, как подкравшийся сарацин, ткнул копьём в брюхо его коня. Конь взвился на дыбы, и Боэмунд полетел в воду. Отплёвываясь, потеряв при падении меч, он шарил рукой по дну, ища его. И не видел, как сарацин, уже поднимает копьё, готовый пронзить его беззащитную спину.

Бьёрн, не спускавший глаз с Боэмунда, дико вскрикнул, послал своего коня прыжком в воду, с размаху обрушив на голову пирата удар топора.

Прикрыв Боэмунда щитом, он отразил ещё два удара, оправившихся от паники сарацин.

– К чёрту твой меч, Боэмунд! Вставай! Возьми копьё вот этого олуха! Вместе, мы всыпем им жару! Давай, разом, спина к спине, как я тебе учил.

И вдвоём, кружась, шаг за шагом выбираясь на берег, они отбивали удары врагов, иногда и сами переходя в контратаки.

На берегу к ним пробились два брата – Уильям и Райнульф. Но враги, со всех сторон окружали их, и казалось, что это уже конец. Что им никогда не выбраться отсюда.

Глава тринадцатая

Небольшой отряд, посланный Рожером вслед Боэмунду, для его же охраны, подоспел вовремя.

Хакон Немой, уже отбросив лук, мечом отбивался от атаковавших его врагов. На берегу, упал, получив удары в бедро и живот, Райнульф. Боэмунд зашатался, когда кинутый врагом камень, попал ему в голову. И погиб бы, не видя ничего из-за залившей глаза крови, если бы не Бьёрн, кинувшийся под удар врага.

Копьё распороло Бьёрну бок, и дико закричав, он ударил противника щитом в голову, а потом, сильным ударом, рассёк от плеча до пояса.

– Сдавайтесь! Вы проиграли! Заплатите выкуп, и ступайте с Богом! – гнусавым голосом кричал им предводитель разбойников. – Сдавай… – сразу две стрелы, выпущенные опытными лучниками, оборвали его крик.

Два десятка всадников показались на берегу, и опустив копья, помчались на врагов.

Когда битва закончилась, Бьёрн подхватил падающего Боэмунда, и осторожно уложил на окровавленный песок.

– Ничего, это ничего, – шептал он, кинувшись искать свою сумку, где лежали чистые холсты для перевязки, целебные мази, травы и коренья.

Не обращая внимания на свою рану, он промыл, помазал и перевязал рану на голове Боэмунда.

– Ничего, мой мальчик, ничего. Рана не опасная. Через пару дней, встанешь на ноги.

– Господин, что прикажете делать с этими? – командир отряда, почтительно поклонившись, обратился к Боэмунду.

Боэмунд, с помощью Бьёрна сел, и посмотрел на понуро стоявших под охраной пиратов и разбойников. Он избегал взгляда Бьёрна, который уже перевязывал неопасные раны Роберта Готского, старался не смотреть на стонущего рядом Гумфрида де Монтегю, прикрыл глаза, когда увидел тела убитых – Тристана и Райнульфа. «Если бы я послушался Бьёрна… Если бы я его послушался, то Тристан и Райнульф были бы живы. Не горевал бы над телом брата Уильям. Не стонал бы от ран Монтегю. Весельчак Роберт Готский, как всегда бы шутил и смеялся…Если бы я послушался Бьёрна…».

Боэмунд открыл глаза, и взглядом, полным леденящего холода, посмотрел на Бьёрна, а затем на командира отряда.

– Повесить! Всех повесить! Распять! Немедленно!

На следующий день, Рожер, распахнув объятья, тепло обнимал Боэмунда в своём шатре у стен Ятины.

– Боэмунд, мальчик мой, рад видеть тебя живым! А то мне наплели не весть что, будто бы ты, чуть не погиб в битве и был тяжело ранен.

– Да, я был ранен, но к счастью, рана оказалась лёгкой.

– Ты совершил великий подвиг Боэмунд, с горстью воинов, кинувшись на толпы врагов.

– Какой там к чёрту подвиг!

– Подвиг, подвиг, достойный воспевания в стихах и песнях! И не спорь со мной. Помнишь, как в битве у Энны, мы, семь сотен нормандских рыцарей, сражались с тысячами сарацин? И мы, победили! Что, скажешь, это не подвиг? Подвиг! А как в битве при Черами, мы разбили арабов? А при Мисилмери? Что, не наши это достойные деяния? Не наши подвиги? А как Серло, вечная ему память на небесах, с семью воинами кинулся на сотни врагов? Что, не подвиг? Подвиг! И ты, со своими рыцарями, совершил подобный подвиг, ещё более прославив наше имя!

Боэмунд был польщён, столь хвалебной речью своего дяди, но стоял, скромно опустив голову.