Меч истины (СИ)

Что означало покушение? Может, меня хотели ограбить? Мутными глазами обшарил комнату. Всё было, кажется, на своих местах. Не доставало только серебряного кубка. Украл ли его убийца, вернувшись, чтобы удостовериться в успехе. Или же?.. Прежде, чем уснуть, я заставил себя подойти к погасшей жаровне и поискать на ней яд, едва не убивший меня. Кубок лежал там, вернее то, что от него осталось. Большая часть его расплавилась, превратившись в неровный слиток, который застыл, когда жар сделался недостаточным. А то, что казалось серебром, продолжало ярко блестеть среди углей, собравшись круглой лужицей. Я мог предполагать, что кубок – подделка. Едва ли Валерий стал бы ублажать меня действительно ценной вещью. А как он попал на жаровню? Было ли это случайностью? В одном я уверен – что не клал его туда сам.

Новый спазм заставил поспешно глотнуть молока, после этого я вернулся к своим рассуждениям. Так. Вечером, пригубив вина, я отставил сосуд в сторонку, чтобы не залить случайно страницы. Потом неуклюжий Анус своротил посуду на пол. Значит, это он поставил кубок в жаровню. Но зачем? Пытался ли он убить меня из собственных побуждений? Или это был чей-то приказ? На ум приходил только старый грек, опасавшийся, что я займу место управляющего. Но Приску не доставало ни смелости, ни знаний. Знаний, которые были у кузнеца. Или… или у любого другого, кто мог прочесть трактат, переписанный моей же рукой.

Я это выясню. Но не сейчас. Сейчас мне слишком худо.

*

Разбудил меня Проксимо. Он стоял над постелью и брезгливо разглядывал беспорядок и следы рвоты на полу.

- В чём дело, Визарий? Ты пропустил занятие, я был вынужден разминаться сам. Дядюшка хорошо напоил тебя вчера?

Потом его взгляд упал на раскрытую книгу, на кувшин с остатками молока, на полурасплавленный кубок. И лицо превратилось в маску.

- Не нужно было втягивать тебя в это дело. Погоди, я сейчас.

Не знаю, сколько он отсутствовал – я провёл это время в забытьи. Когда очнулся снова, Проксимо сидел на моей кровати и запихивал мне в рот какую-то тошнотворную, сочащуюся кровью массу.

- Заячьи потроха - ты должен знать. Ешь!

Распухший язык с трудом двигался во рту, но я пошевелил им, чтобы спросить:

- Откуда ты знаешь… что я знаю?..

Вместо ответа он ткнул ложкой в пачку прошитых старых листов:

- Это ведь ты писал?

Ему не требовалось подтверждение. Кажется, он это знал с того дня, как застал нас с Публием в кабинете.

- Визарий, ты врач?

Мотнуть головой оказалось мучительно противно, снова подкатила тошнота:

- Я был писцом… давно…

Дав противоядие, Проксимо покинул меня, приказав отдыхать. Но сон не шёл, я уже почувствовал себя лучше и продолжил обдумывать происшедшее. На всякий случай я вытащил жаровню наружу и глубоко закопал её содержимое. Кто знает, может, яд продолжает действовать до сих пор?

Итак, скорее всего, кубок кинул в огонь именно Анус. Вероятно, он же изготовил его, раз был уверен, что я отравлюсь. Кубок заказал Валерий? Была ли это его воля? Недоказуемо. Да и зачем?

Так, а Анусу зачем? Понятно, что я вызывал у него антипатию, но не до убийства же. И кого он вообще любил?

Я всё больше упирался в мысль, что надо побеседовать с кузнецом. Пригрозить ему в нынешнем состоянии я вряд ли мог, но может в разговоре мелькнёт что-то ценное? Набравшись смелости, я сполз с кровати и убедился, что движение больше не вызывает приступов рвоты, хотя желудок немилосердно болит. К счастью, идти предстояло недалеко – моя хижина соседствовала с кузней.

На дворе царствовал прогретый полдень, напитанный запахом молодой травы и вчерашнего дождя. Проксимо был прав, досадуя, что мы упустили такой день. И всё же я считал удачей, что остался в живых.

Осторожно переставляя ноги, чтобы не вызвать новый бунт внутренностей, продолжал размышлять. Кому интересно, чтобы я исчез? И кто мог читать трактат в библиотеке? Способ покушения не самый обычный. Но и люди подобрались незаурядные. Публий Донат? Я видел лишь один интерес: не платить мне за работу. Он часто сидит в библиотеке, поэтому мог читать об отравлениях плавильщиков. Но Донат хорошо знал мой почерк, чтобы рисковать, что я приму противоядие, о котором сам же писал. Валерия Цинну я за чтением ни разу не видел. Но кубок был подарен им. А зачем ему убивать меня? Проксимо? Ему я насолил больше всех. Он знал трактат, и сам дал мне лекарство.

На какие-то из этих вопросов Анус определённо знал ответы. Но рассказать ничего не мог. Я нашёл его за кузницей, сидящего на корточках. Лицом он уткнулся прямо в груду шлака. Угол был затенён, поэтому всё стало ясно лишь в тот миг, когда я его коснулся.

Он был мёртв уже давно – одежда промокла от ночного дождя, а тело успело закоченеть. Почему он повернулся спиной? Под правой рукой Ануса в шлаке виднелась неглубокая яма, должно быть, там было что-то закопано. Нагнувшись ближе, я разглядел одинокую монетку. Плата за смерть Визария? Или за что-то ещё?