Меч Кайгена

Мисаки знала, что была защищена, так что разглядывала мужчину. Ему было под тридцать — хотя ей всегда было тяжело определить возраст белых людей — с тусклыми зелеными глазами и короткими каштановыми волосами в хейденском стиле. Линии татуировок странно извивалась на его коричневых веснушках. Она пыталась вспомнить кого-то, похожего на этого мужчину, но не помнила зеленоглазых литтиги, еще и со странными татуировками. Даже чернила татуировки были не такими, как она видела — блестели, как металл.

Взмахом руки Мисаки убрала снег, упавший на его лицо, чтобы убедиться, что ей не показался серебряных блеск. У него было что-то в коже. Будто металл вплели в татуировки, но, когда Мисаки потянулась джийей, сияющая субстанция была похожа на жидкость.

— Ты очень умелый, — сказала она. Копия Мамору была на уровне с иллюзиями Эллин. — Кто ты?

Такеру еще никогда не видел белого человека, подошел осторожнее. Чоль-хи был за ним.

— Все хорошо, Такеру-сама, — сказала Мисаки. — Он просто человек, как ты или я… но слабее. Смотри.

Прижав таби к руке мужчины, она чуть надавила, и кость хрустнула. Тело белого мужчины напряглось, лицо исказилось, но он не закричал. Он лишь кряхтел. Мисаки приподняла брови. Такая сдержанность говорила о тщательных тренировках, хотя она ощущала, как колотилось его сердце.

— Хорошо, не знаю, понимаешь ли ты диалект Широджимы. Попробуем ямманинке, — сказала Мисаки. — Кто ты и кто послал тебя сюда?

Обычно она не была бы рада пытать кого-то слабее себя, даже того, кто пытался ее убить. Но этот мужчина украл лицо ее сына. Она была рада сломать ему каждую кость.

— Не говоришь на ямманинке, кусок сюро? Ладно, — она поменяла языки снова. — Я могу говорить и на линдиш. Говори же. Кто ты? Ты прибыл сюда из Кариты?

Робин всегда переживал, что старые враги будут преследовать его, но Мисаки не заводила врагов в Ливингстоне. Да, она порезала нескольких человек, но как поддержка Робина и Эллин. Многие думали о Жар-птице, не помнили его Тень.

Серый плащ с капюшоном напомнил Каллейсо и его последователей, но, хоть Каллейсо был странным и жутким, Мисаки не помнила, чтобы он давал последователям татуировки на лицах. Может, это было новым? Или метки были украшением из Хейдеса, не были связаны с верностью мужчины?

— Дело в Ливингстоне? — она давила ногой, и литтиги продолжал кряхтеть от боли. — Сталкивался с Сираву шестнадцать лет назад? Но конечности у тебя на месте… хотя я рада это исправить.

— Узнаешь его? — спросил Такеру, не понимая линдиш Мисаки.

— Нет, Такеру-сама. А ты?

Такеру покачал головой и повернулся к Чоль-хи.

— Кван?

— Н-не смотрите на меня, Мацуда-доно, — пролепетал Чоль-хи. — Я ни разу не видел литтиги раньше.

— Этот был тут какое-то время, шпионил, — Мисаки прищурилась, глядя на нарушителя.

— О чем ты?

— Литтиги — не магия. У них фотографическая память, и они не могут просто забирать лица. Они могут лишь воссоздавать то, что видели, значит…

— Он видел Мамору живым, — сказал Такеру с тихим ужасом, — недели назад. Зачем?

— Это он нам расскажет, — Мисаки смотрела на иностранца, заговорила на ямманинке, этот язык международный шпион должен был понимать. — Верно, литтиги? Ты расскажешь нам все, что мы хотим знать, пока у тебя еще есть конечности и язык.

— О, — осторожно сказал Чоль-хи. — М-Мацуда-доно, уверен, это против международных кодексов…

— Хорошо, что это касается только военных, — сказала Мисаки. — Я — обычный житель.

— Но…

— Тихо, Кван, — приказал кратко Такеру.

— Ну? — Мисаки хмуро глядела свысока на литтиги. — Хочешь говорить, или мне порезать тебя?

Свет мелькнул. Волосы мужчины стали черными, и на миг его лицо закрыло лицо Мамору, в глазах была мольба. Агония пронзила Мисаки, она надавил ногой. Ее пятка сломала бедро мужчины, и его жестокая иллюзия пропала с хрустом.

В этот раз он закричал.

— Нет, нет, — сладко сказала она, пока Чоль-хи кривился. — Ты не хочешь тратить концентрацию на иллюзии сейчас. Нет, ты хочешь сосредоточиться, чтобы сказать мне, что я хочу знать, до того, как это станет неприятным.

Мужчина стиснул зубы, дышал с болью и быстро сквозь зубы. Его сердце колотилось, но он не ответил.

— Не будь таким, — Мисаки вытащила Сираденью, и Чоль-хи закрыл глаза. — Если не будешь говорить со мной, не скажешь, какие части тела отрезать первыми. Придется угадывать…

Мужчина заговорил со странным акцентом в его ямманинке: