Меч Королей

Равн был великим воином, пока саксонский меч не лишил его глаз, и тогда он стал скальдом. Он засмеялся, когда я сказал, что не знаю, кто такой скальд.

— Ты бы назвал скальда менестрелем, — объяснил он.

— Сочинителем?

— Поэтом, мальчик. Это тот, кто плетет полотно из снов, создает славу из ничего и ослепляет тебя своим творением.

— Что толку в поэтах? — спросил я.

— Никакого, парень, совершенно никакого. Поэты совершенно бесполезны! Но когда миру настанет конец, народ вспомнит наши песни и будет распевать их в Вальхалле, не дав славе Срединного мира померкнуть.

Равн рассказал мне о своих богах, и теперь, когда я стал таким же старым, как он в те времена, я хотел бы порасспросить его подробнее, но помню, он говорил, что существует место, где семьи воссоединяются после смерти.

— Я снова увижу свою жену, — говорил он с тоской, а я тогда был слишком молод, чтобы сообразить, что ответить, и слишком глуп, чтобы узнать от него побольше.

Я лишь хотел услышать истории о битвах. Но теперь в залитом лунным светом амбаре я цеплялся за те несколько слов, сказанных давным-давно, и мечтал, что где-то в освещенном солнцем зале ждёт меня Гизела. Я снова попробовал представить её лицо, её улыбку. Иногда я видел её во сне, но никогда не видел бодрствуя.

— Господин, — прошептал Беорнот, толкая меня локтем.

Должно быть, я задремал, но резко проснулся. И тут же по привычке схватился за рукоять Вздоха змея, спрятанного рядом в соломе, уже без ножен. Я посмотрел направо, где спали гребцы, но там никто не шевелился, и я не услышал ничего, кроме храпа. А через мгновение услышал тихое бормотание и предположил, что этот звук и всполошил Беорнота. Я не разобрал слова. Бормотание прекратилось, затем возобновилось. Я услышал шелест грязной соломы и звон цепей. Этот звук не прекращался всю ночь, но люди шевелились во сне, и я не счел его важным.

Луна низко нависла в небе, немного света просачивалось через сломанную крышу амбара, но все гребцы, кажется, спали. Я слушал, пытаясь распознать по звуку, не пытается ли кто-то снять цепь с оков на лодыжке, но слышал лишь храп. Ухала сова. Ребенок на другом конце амбара заплакал во сне и затих. Цепь снова звякнула, затихла и зазвенела громче. Зашелестела солома, затем все стихло. Я напряженно ждал, сжав рукоять Вздоха змея.

Тут-то всё и случилось. С боевым кличем вскочил и бросился на меня здоровяк, похожий на тень в темноте. За ним громыхала цепь. Я тоже закричал, бессвязно и свирепо, поднял Вздох змея и насадил здоровяка на клинок. Я пытался устоять, но вес тела отбросил меня к Беорноту, и мы оба рухнули навзничь. Вздох змея вонзился глубоко, я ощутил, как он пробил плоть. Но продолжая реветь, здоровяк рубанул меня саксом, видимо, тем, который я дал Иренмунду, моя кольчуга разошлась, и острая боль пронзила левое плечо. Меня прижали к полу амбара, я по-прежнему сжимал Вздох змея и вдруг почувствовал теплую струйку крови на правой руке. Вопил Беорнот, визжали дети, изрыгал проклятья Финан, но я ничего не видел — здоровяк хрипел мне в лицо, придавив меня собой. Я отбросил его, сумел подняться на колени и потянул Вздох змея на себя. Мне следовало бы взять Осиное жало, потому что для длинного меча было слишком мало места, но прежде чем я выдернул его, еще двое с искаженными от страха и ярости лицами набросились на меня. Здоровяк умирал, но крепко вцепился в мою левую ногу. Я провернул Вздох змея в его кишках, а один из тех двоих сделал выпад мне в живот, и в лунном свете я увидел в его руке маленький нож.

Я увернулся, но умирающий крепко держал меня за ногу, и я снова упал, а человек с ножом, рыча, рухнул на меня, метя мне ножом в правый глаз. Левой рукой я схватил его за запястье, а в правой по-прежнему держал Вздох змея. Нападавший опять взревел и всем телом навалился на нож, опуская его. Он был гребцом и обладал недюжинной силой. Я хотел перерезать ему горло Вздохом змея, но второй гребец попытался отнять у меня меч, и я помню, как подумал, что могу вот так бесславно умереть. Нож первого приближался. В тусклом лунном свете я разглядел, что это не нож, а острый корабельный гвоздь, и гребец хрипел от натуги, пытаясь вонзить его мне в глаз, а я старался оттолкнуть его руку и не выпустить Вздох змея.

Я проигрывал этот поединок. Острие все приближалось, гребец был сильнее меня, но неожиданно он вытаращил глаза и перестал хрипеть, рука безвольно повисла, а длинный гвоздь упал, чуть не выбив мне глаз. Гребца стошнило кровью, черные в ночи брызги разлетались с такой силой, что ослепили меня, кровь теплыми струями растекалась по моему лицу, он задыхался и хрипел распоротым горлом. Почти в то же мгновение второй отпустил мою руку и крестовину Вздоха змея.