Кланов семь, но главных храмов всего пять: святилище в Сяньян давно разрушено, новых же там не строили; храм в Юн – тоже, ведь именно в нем держали взаперти Красную Птицу, а прочие святилища в тех землях либо в руинах, либо под контролем Снежного Беркута, и доступа к ним нет. Безусловно, теперь, когда с чудовищем покончено, кланы смогут объединиться и справиться с Цинь Чжицзыю, но это займет время. А этого самого времени почти нет, если Ючжэнь хочет спасти Вэй Юнмэя и многих других пострадавших…
Значит, остаются храмы в землях пяти кланов. Но к ним тоже нужен доступ – а кто даст его Ючжэню, обычному даосу, не отмеченному Небесной благодатью отшельнику? Он ведь просто юноша. Просто человек, у которого нет ничего, кроме веры и семьи, к которой он хочет вернуться.
Однако одна лазейка была и здесь.
– Молодой господин Хань, боюсь, этому скромному даосу вновь требуется ваша помощь.
– Я ведь говорил уже, чтобы вы располагали мной, даочжан.
То, что Хань Дацзюэ взял на себя переговоры с кланами, оказалось поистине даром Небес. Ючжэню дали разрешение задействовать храмы и их служителей, и Хань Дацзюэ лично отправил к ним адептов с приказами глав или их заместителей, заверенными клановыми печатями. Через три дня обширное моление Шуйлуну должно было начаться во всех главных храмах и значимых монастырях; в молитвах монахам и служителям сказано было повторять: «Снизойди к даочжану Си в Долину тысячи трав, о великий Шуйлун!»
Долину тысячи трав Ючжэнь выбрал потому, что она находилась достаточно далеко от густонаселенных земель: в ней будет и проще достичь отрешенности при обращении к богу, и легче уберечь простых людей, если что-то пойдет не так. Да и целебные растения под рукой – если монаху самому понадобится помощь.
Ючжэнь, конечно, очень жалел о том, что ему не доведется лично посетить главные храмы в землях пяти кланов: послушать певучий утренний колокол в Ин, погладить на удачу величественных львов в Ляо, пройти все ступени горного храма в Далян, поклониться знаменитому нефритовому изображению Шуйлуна в Минъюэ и, само собой, увидеть Водный Храм в Цзи – единственный находящийся не в горах или на возвышенности, а словно парящий на резных столбах у самого берега океана. Что ж, быть может, возможность еще представится.
О том, что пяти главных храмов может оказаться недостаточно, Ючжэнь предпочитал не задумываться.
Цинь Мисюин неохотно отпустила его и Цю Сюхуа. Ючжэнь не стал скрывать от нее свой замысел, лишь попросил помолиться Белому Тигру о благополучии Цинь Сяньян. Он усилием воли прогнал сожаления о том, что оставляет ее вот так, когда ей пригодилась бы его помощь: Цинь Мисюин – дочь главы – сама уже стала главой: она должна справиться. Недаром древние мудрецы говорили: «Тот, кто может подчинить порядку одно чувство, может обрести естественную силу бытия. Тот, кто может забыть одно чувство, может соединиться с дао»[426]
. Если он приблизится к дао хоть чуть-чуть, вероятность успеха предприятия возрастет.В Долину тысячи трав они прибыли накануне ритуала: Цю Сюхуа привезла Ючжэня на мече. Они уже летали так: и в землях Чу Юн, и до битвы с чудовищем, – и Ючжэнь каждый раз поражался тому, как уверенно эта хрупкая на вид девушка держится в воздухе. Сначала она донимала его расспросами, пару раз выразила сомнения в успехе и опасения за его жизнь, но в целом вела себя невероятно покладисто – лишь изредка Ючжэнь ловил на себе ее странный пронизывающий взгляд.
Напоминающее чайную пиалу ущелье встретило их стойким ароматом трав и цветов, прохладой затененных склонов. Подходящее для призыва место отыскалось быстро: укромный грот с растительными узорами на стенах и приветливо журчащим родником.
– Удивительно, как все здесь облагорожено руками человека, – вслух сказал Ючжэнь, от души напившись вкусной ледяной воды. – Ты заметила, цземэй? Кругом почти нетронутая природа, но сохранились и мощеные дорожки, и беседки, везде бегут ручьи и установлены скамьи для отдыха… Хочется верить, что твой клан однажды все же вернется в старые земли и они снова оживут и наполнятся радостью.
– Чрезмерная радость порождает печаль, разве ты не знаешь? – тихо ответила Цю Сюхуа и замолчала на весь остаток дня.
Утром, перед ритуалом, когда Ючжэнь уже готовился принять позу для медитации, она неожиданно поймала его за руку:
– Удели мне немного времени.
– Что такое, цземэй? – участливо спросил он, думая, что она вновь сомневается в успехе их затеи.
– Помнишь, когда мы были здесь в прошлый раз, ты спросил меня… – она запнулась, но потом резко вскинула голову, и Ючжэнь замер, обожженный пламенем ее черных глаз, – ты спросил, что я чувствую к тебе, насколько все серьезно для меня?
Он растерянно кивнул. Он совершенно не был готов к такому разговору.