Меч вакеро

* * *

Возгласы, песни, звон молотков оружейников стихли. Ворота пресидии закрылись за последним путником. Золотистая пыль зависла в воздухе: ветер угомонился и стояла духота. Утомленное солнце скрылось за стенами Монтерея. Бархатная ночь пала на крыши. Слышалась только мерная поступь часовых и краткая перекличка у крепостных стен.

Они сидели в глубоких креслах у камина и понуро молчали. Этой ночью в очаге плясали демоны. Они крутились, изгибались, фыркали в глаза отца и сына, наблюдавших за игрой пламени, в шипении которого, казалось, таилась магия.

—  Подумай, я стар, сынок, — молвил губернатор, прислушиваясь к торжественному бою башенного колокола. — Время торопит меня. Ты знаешь, я не считаю нужным давать советы умным людям. А тебя я почитаю за такового… не ведаю, что там задумал герцог… Но именем Христа заклинаю тебя, не лезь в это гиблое дело. Понимает ли Кальеха, что делает? — дон Хуан тяжело вздохнул, глядя в окно.

Полногрудая луна заходила, ее заслоняло какое-то косматое крыло облака.

—  Господи, выживший из ума старик… В Мадриде с изменой не шутят.

Сальварес с перебинтованной рукой смиренно внимал напутствиям отца, продолжая задумчиво смотреть на огонь. Тепло приятно согревало лицо и руки.

В языках пламени драгуну рисовались различные картины. Они проявлялись одна за другой, сливаясь в живую фреску. Он видел поднятый рыцарский эспадон163 в руках своего духовного отца. Широкое лезвие в отблесках пламени факелов светилось алым рубином, и таким же отсветом светились глаза самого Монтуа.

«Цель оправдывает средства», — убежденно повторил про себя Сальварес и, удовлетворенно прикрыв глаза, вспомнил любимое присловье генерала: «Homo homini lupus est».164

—  А может… герцог блефует, и эта молва не более, чем грязная сплетня? — дон Хуан, покачиваясь в своем кресле, бросил взгляд на ястребиный профиль сына.

—  Не думаю. — Сальварес, опершись подбородком о ладонь, наморщил в раздумье лоб. — Скорее, его высокопревосходительство вице-король просто играет на выигрыш.

—  Безумец! — вновь сокрушенно покачал головой губернатор. — Нет, не для него сей пирог: дали откусить — и отходи в сторону. Впрочем, у него в Старой Испании, не в пример мне, остались великие связи. Скажем, его дочь и племянницы.

—  Они очень богаты? — Сальварес с интересом повернул голову.

—  Н-да, — теребя эспаньолку, протянул де Аргуэлло. — Но они еще более могущественны.

—  Имеют крепкие связи при дворе?

—  О да… вот именно, связи!.. Ede, bibi, lude!165 — вот их эпикурейский девиз жизни.

В очаге потрескивало и догорало несколько поленьев. Сальварес заморгал и отодвинулся в глубь кресла. Пальцы отца, теребившие теперь златотканый гобелен подлокотника, замерли. Голова наклонилась в сторону окна, и он прислушался. Ветер усилился, неся с океана новую грозовую тучу. Так они долго молчали и, казалось, повсюду за шторами в углах распростерся полог тайны.

Сальварес пристально смотрел на отца и уловил какую-то беспокойную искру, мелькнувшую в самой глубине его глаз.

—  О чем вы думаете, отец? Что-то не так?

—  Сегодня такая холодная ночь, такая холодная… — кутаясь в халат, сказал сам себе де Аргуэлло и напряженно кольнул сына взглядом. — Когда противнику известны твои карты, ты в проигрыше. А знает ли Мадрид его планы? В Новой Испании немало честных людей, которые не замедлят…

—  Ах, перестаньте, отец, вам ли, губернатору, не знать: всё покупается в этом мире, особенно честность.

—  Сальварес! — отец, сжав губы, пронзительно посмотрел на своего младшего. Затем опустил голову и некое время пребывал в безмолвии. — К несчастью, ты прав. Ключ, которым можно открыть любые двери, называется золото. Оно может дать и армию, и оружие, и власть… Но откуда он берет такие средства?.. Неужели королевская ревизия слепа?

—  Да, отец. Потому что она у герцога вся на двойном жалованье. А там, где звенят реалы, язык безмолвствует. Я пересек страну и клянусь вам, — Сальварес приложил руку к груди, — большинство губернаторов, генерал-капитанов и наместников на его стороне… А вместе с ними и их кабильдо166. А губернаторы у нас, — сын усмехнулся, глядя на отца, — одновременно и главнокомандующие, и министры юстиции и торговли… Ведь так?

Сальварес щипцами поворошил угли, щуря глаза от ярко взявшегося буйства света. На бледном лице Эль Санто лежала мрачная тень тягостных дум и переживаний.

—  Да, всё меняется в этом мире, и мы вместе с ним, — Дон Хуан перекрестился и обреченно закрыл глаза. — Святой Маркос, я покинул родную Испанию, когда мне было, как сейчас тебе, двадцать пять.

—  О чем вы, отец? Испания как мать, неважно, когда ты оставил ее.

—  Да. Но наша мать опять ходит в кирасе, колет штыком и готовится к новой гражданской войне…

Глава 17

Ночной караул уже дважды сменился, а губернатор де Аргуэлло продолжал сидеть в кресле с закрытыми глазами, точно спал. В кабинете царило безмолвие, свечи тихо роняли слезу, освещая морщинистый лик грозного старика.

Сальварес не торопясь, смакуя, допил вино и собирался отправиться на покой, когда жесткий голос отца заставил его остаться в кресле.