Он поскреб свой большой нос и принялся не спеша заряжать все пистолеты и ружья, которые у них имелись.
— Падре, — Торрес с трудом развязал узел душившей его рейтарской косынки и попытался улыбнуться. Он был до слез тронут участием священника, который не бросил его и не оставил страдать в одиночестве. — Вы уж простите, что я взорвался тогда у ручья. Вы же знаете, у меня короткий фитиль.
— Знаю, сынок… поэтому советую до встречи с Господом сделать его подлиннее. Стрелять сможешь? — он приподнял седые брови.
Торрес, уперевшись спиной еще в теплое, потное брюхо своего коня, согласно протянул руку.
Длинная цепь преследователей шумно выросла на холме и странным образом замерла. Кое-где запаленные скачкой лошади вставали на дыбы, но в целом шеренга мятежников держала равнение.
Торрес и отец Ромеро переглянулись:
— Какого дьявола они медлят?
Мексиканцы продолжали оставаться на месте, всё так же сдерживая коней, глядя на беглецов так, как если бы они были по меньшей мере восставшими из ада.
— Господи Свят! Иисус Мария… Ангелы небесные! Не может быть… — прохрипел Торрес, крепче сжимая карабин, и вдруг, задыхаясь от радостной истерики, зарыдал.
— Свои!.. Свои-и-и!!!
Отец Ромеро обернулся, напрягая жилистую шею…
Выехав из рощи, сотня перестроилась в боевой порядок, отгородив несчастных от мятежников. Левый фланг ее упирался в реку, а правый — в лес. В какой-то момент Сальварес дал знак, и синий ряд солдатских мундиров озарила во всю его длину яркая вспышка, будто молния, а над головой повстанцев зависло высокое медное стаккато боевой трубы.
Волонтеры выхватили из ножен сабли — это и была слепящая вспышка. А потом, сотрясая землю, эскадрон бросился в атаку. Труба к этому времени смолкла, и не было слышно ни звука, кроме сухого грохота сотен подкованных копыт, да грозного позвякивания пустых ножен.
Инсургенты некоторое время продолжали оставаться в седлах, точно околдованные зрелищем. Потом огрызнулись нестройной пальбой и, окончательно убедившись, что проиграли, шумно, точно стервятники, у которых отобрали кусок падали, погнали лошадей на восток.
Глава 15
Сидя у потрескивающего камина, дон Хуан де Аргуэлло задумчиво полировал ногти. После неудачного падения на охоте губернатор теперь мало выходил из кабинета, стал необыкновенно чувствителен к сквознякам и вечерней прохладе. Кости его ныли, и он искал нагретого воздуха. Вот почему этим теплым вечером пылал камин.
Находясь в кресле, он увидел в мерцающее зеркало напуганно приближающуюся фигуру слуги. Увидел и пошевельнулся лишь затем, чтобы выразить свою досаду.
«Опять этот старый осел Мацета, — Эль Санто раздраженно передернул плечами, забросил ногу и остался сидеть с бледными полуприкрытыми веками. — Одно утешает: он хоть и слаб умом, зато предан как пес — яду в стакан не насыплет».
Вслед за слугой он мельком разглядел в зеркале еще какую-то мужскую фигуру в кавалерийском мундире, почтительно замеревшую у дверей кабинета.
— Мерзавец, ведь я же приказал тебе! Никого!
— Но, ваша светлость! Там ваш сын… дон Сальварес.
— Что? — старик встрепенулся в кресле, резко повернул голову, прощупывая сумрак большого кабинета. — Пошел, пошел! Проси же его скорей, Мацета!
Слуга поспешно застучал каблуками, а сердце Эль Санто забилось в радостном ожидании.
— Мальчик мой! — дон Хуан шагнул навстречу младшему сыну и протянул дрожащую от волнения руку. В груди отца витал огонь радости, на ресницах росились слезы.
Сальварес, опустившись на колено, горячо припал к отцовской руке, низко склонив голову. Но когда поднялся, старик не удержался и, точно сломавшись, упал в его объятия. Был он когда-то выше и статнее своего младшего, но теперь стал ниже, и седая, с глубокими залысинами голова уткнулась в плечо сына. И оба молча целовали: Сальварес — жесткую щетку волос, а он — серебряный эполет.
— Сын мой! — пальцы губернатора трепетно скользили по его плечам: — Боже, как я рад тебя видеть. Но ради Всевышнего, что ты здесь делаешь? У тебя всё в порядке?
— Да. Не беспокойтесь. А здесь я потому, — Сальварес, тренькая шпорами, вместе с отцом подошел к столу. — Потому что сопровождал ваших людей. У Сан-Луис-Обиспо они подверглись нападению одной из банд инсургентов…
— Ксавье де Хурадо и отец Ромеро? — глаза губернатора блеснули тревогой. — Их убили?
— Нет, я воскресил их. Хотя минутой позже я был бы бессилен это сделать… Они потеряли одного драгуна… Кажется, его звали Эрнан.
— Да-да, — дон Хуан, мрачнея лицом, опустил голову. Уверенность в себе и самообладание на краткий миг покинули его. — Ксавье — старый мой друг, ты знаешь. Он очень дорог мне, и я признателен Небу, что именно твоя рука отвела от него беду. Проси, чего желаешь… ты обидишь меня, если откажешься, — дон Хуан оперся пальцами о край резного стола.