Долг мужчин Сан-Ардо обязывал взять в руки оружие и защитить свои дома. Однако никто не посмел даже подумать об этом. Последствия подобной доблести просчитать было делом несложным. Копыта отряда Раньери раздавили бы пуэбло так же легко, как давят каблуком таракана. К тому же пятьдесят сабель Анжело вдвое превышали численность мужчин Сан-Ардо, способных взяться за оружие. Поэтому, пораскинув умом, крестьянский сход примирился с неизбежным, утешившись тем, что Анжело покинет их пуэбло, как только отдышится от погони, а его люди получат корзину разбойничьих удовольствий.
Вот и сегодня народ беспокойно толкался у корраля Хромого Лопеса. Отсюда была хорошо видна зажженная солнцем река. Обманчивая своим спокойствием, она нынче пугала людей, как греющаяся на солнце гремучая змея.
— Едут, едут!.. — вдруг пронеслось испуганное по рядам столпившихся, и народ, охая и причитая, подхватывая детей, бросился по домам.
Возгласы и взрывы хохота носились в предвечернем воздухе точно вымершего пуэбло.
Люди Анжело, как только въехали в деревню, погнали своих лошадей кто куда; а сам Раньери, спешившись у коновязи таверны вместе со своими приближенными, прямиком направился в облюбованное место.
— Ну, как живешь, старик? — Анжело придавил локтями прилавок распивочной стойки.
— Да так… на одной ноге… и вашей милостью, сеньор, — пролепетал хозяин.
Раньери загоготал вместе со своими дружками. Что ни говори, а ему нравилось, какое впечатление производило его появление на людей. Торговец остолбенел за стойкой, не в состоянии двинуться на своих кривых ногах, уставившись широко раскрытыми глазами на главаря.
Густые усы Раньери, черные настолько, что в мягком свете затемненного зала отливали синевой, плавно переходили в широкие бакенбарды, четко очерчивая жесткую складку рта. Обветренную бурую кожу на его крупном лице местами покрывали белые шрамы.
— Папаша, не найдется ли у тебя закусить? Только, конечно, не окорок и не твою вонючую колбасу с чесноком. Сегодня нам нужен ночлег и вино… Ты понял меня, хромоногий?
— Да, да, сеньоры, но… где ваши деньги? — старик нервно шеркнул ладошкой по стойке, всем своим видом пытаясь выразить дружелюбную беспечность.
— Хорошая шутка перед смертью, амиго.
Пистолет Анжело уперся в сырой лоб хозяина таверны.
— Я… всё понял… — дрожащим голосом выдавил Лопес и зажмурил глаза. Ему было жутко произнести хоть еще слово, точно любое из них потеряло свое значение в языке и значило лишь одно — смерть.
— Ладно, живи пока, хромоногий, — главарь сунул пистолет за ремень. — Только не шути больше со мной… Я ведь могу и не понять тебя…
Бандиты хрипло захохотали, усаживаясь на лавки, и Лопесу тоже пришлось растянуть губы в гримасе, весьма отдаленно напоминавшей улыбку.
— Давай, торопись, мы голодны. Когда убью — не скажу, — он подмигнул старику и сплюнул ему под ноги, — смерть приходит внезапно… не так ли?
— Святой Лукас! — вырвалось из груди трактирщика. — Что же происходит вокруг?
— Сегодня каждый сам для себя решает, что происходит. А ты занятный, старик, хоть и зануда… Эй, как тебя? — Анжело чуть не в лицо ткнул его дымящейся сигарой.
— Лопес… — вновь обмирая всем телом, просипел хозяин.
— Отлично. Может, повторишь свое имя по буквам, чтобы мои парни не ошиблись, когда будут царапать его на твоей могиле!
Зал вновь наполнился гоготом, а главарь, шаркая длинными шпорами по полу, направился к столу.
Глава 21
Меж тем двое индейцев из прислуги суетливо накрывали столы на увитой плющом и диким виноградом веранде.
Из погреба и кухни выносилось всё самое лучшее. Жаркое из бараньего седла, груды лесных голубей с яблочной начинкой, отварные речные крабы и запеченная в перченом тесте индейка. Расточительность и поспешность, с которой металась прислуга, красноречиво говорили о стремлении хозяина таверны любой ценой угодить своим «дорогим» гостям. Сам он, бледный и незаметный, сидел в дальнем конце зала под лестницей, ведущей на второй этаж, и с вымученной улыбкой на загорелом лице наблюдал, как Раньери вместе со своими собутыльниками предавался веселью. При этом как только кто-то из них бросал на него беглый взгляд, старик силился притвориться, будто сие зрелище доставляет ему великое удовольствие.
— Эй, Риос! — Анжело вытер жирные пальцы о белую скатерть. — Ну, где твоя ненаглядная? Покажи нам ее, а то здесь становится скучно.
Десяток пар глаз уставились на угрюмого Риоса, шумно глодавшего крупный мосол.
— Ну, ну, не будь скрягой, ты так расписал нам ее…
Сидевшие за столом бандейранты приветствовали предложение вожака хриплыми возгласами, похожими на крики лесных птиц.
— Ладно, я приведу ее, но уговор дороже денег, Анжело… Она моя.
— А кто с тобой спорит, приятель? Сто против одного, эта крошка мечтала, ребята, что когда-нибудь в эту дыру кто-то приедет и заберет ее… Вот мы и приехали… Ну, ты готов, амиго? — опрокидывая сапогом табурет, хохотнул Анжело.
— Я на взводе, аваре, — прохрипел Риос. Это был скорее сладострастный стон, чем членораздельная речь.