Меч вакеро

—  Ну тогда не стой, черт возьми, как монах! Иди к своей Магдалине175. Ей нужен твой зверь между ног.

В ответ послышались оживленные возгласы и хохочущие бандиты звякнули кружками, поддерживая речь своего главаря. А сам он, грубо разрывая на части закопченного в тесте цыпленка, громогласно изрек:

—  Возьми ее прямо сейчас, Риос! Ты так давно не видел баб, что позабыл, как они пахнут. Но смею уверить, друг, не как твоя лошадь. Эй, эй! — перекликая новый взрыв хохота, напряг голос вожак. — Красивые женщины, прекрасное мясо, что еще надо в этой жизни? Остальное мы купим, верно, братья?

—  Мы с тобой, Анжело!

—  Ты наш пастырь!

—  Тише, тише!— главарь поднял руку. — Я вот что скажу вам: моего отца и трех старших братьев повесили за то, что они защитили свою собственность, но и сегодня королевские вассалы топчут его землю. Так что же такое закон, а что, будь я проклят, — произвол? Где эта грань, зарубина между грабежом и завоеванием, а? Господь или дьявол, возможно, и знают, а вот я — нет! Поэтому я так считаю: мы все рождены голыми в этом мире, и должны либо воевать, либо грабить, если не хотим ходить с голой жопой, как краснокожие. Так выпьем за это! За большую дорогу удачи!

Кружки вновь застучали. Риос, опрокидывая табуреты, загремел сапогами по лестнице, придерживаясь за перила.

—  Но позвольте, сеньор Раньери, — подал голос хозяин. — Разве вам мало вина? В Сан-Ардо так много женщин! Ради Бога, сеньор, Тиберия мне как дочь! Она несчастная сирота! Беженка. Я умоляю!.. — торговец вытер рукой вспотевшее лицо. — Да смилостивится Небо над нею!

—  Заткнись, пес, пока не потекла из тебя мокрота! — Анжело сузил глаза, рука легла на рукоять стилета.

—  Но что вы хотите с ней сделать? — старик упал на колени, закрывая лицо руками.

—  Мы хотим сыграть ей на наших гитарах, — шаркая себя по ляжке, ухмыльнулся Крус, оглядываясь на своих.

Колодники зарычали от восторга, хлопая по плечу приятеля.

—  Во имя милосердия… — Лопес подполз к высокому замшевому сапогу главаря и обнял его руками. — Смилуйтесь, я умоляю…

Все замолчали, наблюдая за реакцией Анжело, который лениво ковырялся в зубах рыбьей костью.

—  А ты ловкач, папаша… Ты, часом, не жидовская ли свинья?

—  О, нет, нет… — старик в изнеможении опустил руки.

—  Ах ты хитрец! Ты еще смеешь разыгрывать меня, говнюк? — Пальцы Раньери, точно когти коршуна, вцепились в курчавый мох волос лавочника и потащили к зеркалу, стоявшему у стойки. — Вот гляди! Видишь, собака? Вот, вот, что такое жидовская морда!

—  Но я… я мексиканец, сеньор… как и вы, клянусь всеми святыми, тут ошибка!

—  Ошибку сделала твоя мать, что родила тебя, хромоногий… И лучше заткнись, потому как только ты открываешь рот, мы слышим одно вранье и глупость!

—  Но ведь я вам верно служил, — срываясь от боли на плач, возрыдал Лопес. — Старался во всем угодить…

—  Будешь это делать и впредь…

—  Сеньор Раньери, я умоляю! — давясь страхом и отчаяньем, продолжал упорствовать несчастный. — Оставьте Тиберию, она… она…

—  Я дам тебе пятьдесят реалов, хромоногий, чтобы ты закрыл свою пасть… И больше не попадался мне на глаза. За такие деньги любой из нас готов поджарить родную жену, а не только посмотреть на задницу твоей шлюхи.

—  Она не шлюха, — сквозь слезы простонал трактирщик и упал на колени.

—  Не шлюха? — ударом ноги в грудь жагунсо отбросил трактирщика к стене. — О, это адское племя! Да эта девка б…, и ее мать и бабка тоже были солдатские овцы. Уж я уверен, братья, — пьяно сверкая глазами, проревел Анжело, — что эта сука никогда не сомневалась, что двое мужчин с ней на соломе всегда лучше, чем один. А таких как ты, Лопес, тихих козокрадов, я тоже хорошо знаю. Знаю… ваши повадки! Сандалии к копытам привязать, чтоб было трудно сыскать пропажу… Ладно, всё это дешевая болтовня, старик… на которую не купишь и вина, но одно уясни: та девка, что у тебя наверху, шлюха, и будь я проклят, если ее не поимеют сегодня все мои славные парни, вместе с ее теткой!

—  Она… не шлюха… — едва слышно снова слетело с губ.

—  Все бабы на земле шлюхи! — стилет мелькнул, будто солнечный блик, и рассек щеку Лопеса. — А твоя, хромоногий, — Анжело растянул губы в жестокой улыбке, продолжая вкрадчиво выцеживать слова, — на мой взгляд, не просто шлюха, а большая шлюха. Или не так?

Лопес молчал, не смея отвести взгляд от мерцающей стали. И по мере того как стилет медленно приближался к его глазам, он всё ниже и ниже склонял перед ним голову, точно перед святыней.

—  Так ты согласен со мною?

—  Д-д-да… — ломаясь духом, прохрипел лавочник. Дрожащие пальцы пытались удержать расползающуюся щеку. Кровь моросила на его белые штаны и жилет, а он тупо смотрел то на алые пятна, то на зеркала, в котором порезанная плоть раскрывала в зевоте свой безобразный красный рот.

Глава 22