Меч вакеро

—  А теперь продери глаза и уразумей, мерзавец! Перед тобой майор лейб-гвардии уланского полка, а не трактирная вошь, которой ты можешь завязать парик на семь узлов!

Пульсирующий страх нарастал и убыстрялся в такт чеканным словам майора где-то за глазными яблоками Аракаи.

—  Слушаюсь, команданте! — просипел потный сержант и всхрапнул носом, при этом на заросший подбородок его вылетели лягушками сопли. Он виновато утерся дырявым платком и затараторил:

—  Из Охотска вышло судно, сеньор, с десантом на борту. Как только оно бросит якорь у форта Росс, русские дерзнут захватить либо предать огню Фриско, Монтерей, и бес знает… — он перешел на шепот. — Может, заглянут и сюда! — Взъерошенный коррехидор перекрестился и бойко подытожил: — Это всё… ваша светлость, что мне ведомо.

—  Дьявол! Но откуда такие вести?

—  Лейтенант Сальварес. Младший сын дона Хуана… Это он шепнул мне.

—  Сальварес? — брови падре Игнасио приподнялись на полдюйма.

—  Да, он, святой отец, — сержант одернул залатанный на сто рядов сюртук. — А уж кому как не ему, ястребу, знать? Он высоко парит, а будет еще выше! Нет, он даже не Луис…

—  А что Луис? — испанец насторожился.

—  Смел и отчаян, капитан, но больно уж нежен он к этим русским… Порода не та, а вот дон Сальварес, тот в отца: и говорит, и вершит, что мечом рубит.

—  Что верно, то верно: младший де Аргуэлло характером крут, но уж больно умом зелен, сын мой, — падре Игнасио посмотрел на Диего. — Оттого и риск — кончит плохо.

Все замолчали: то ли обдумывая сказанное, то ли прислушиваясь к волчьему ветру в каминной трубе.

Меж тем брат Олива взбодрил кружки вином, а настоятель, опершись на локоть, потряс пальцем в сторону молчаливо взиравшего на всех распятого Христа и сказал:

—  Он всё видит воистину, как есть.

—  И что же? — Винсенте с суеверным трепетом перекрестился, нервно брякнув артиллерийским тесаком. Ноздри его зачесались от любопытства.

—  Вы удивляете меня, сеньор Аракая. — Настоятель пригубил вино. — Разве вам не ведомо, что младший сын губернатора в последнее время якшается со всяким сомнительным сбродом, что шныряет по лесам, грабит на дорогах, не брезгует подниматься на борт к пиратам? Ну, скажем, к убийце Геллю. Надеюсь, слышали о таком? Прекрасно. Так вот, этому висельнику из Бостона уж точно есть за что точить клыки на северян. Особенно после того, как люди господина Баранова вышвырнули его из Ситки. Вместе с Барбером Генри. Эти стервятники сбывали там краснокожим оружие и ром… Вот что настораживает!

—  О, Бог мой, святой отец! — сержант в два ужасающих булька осушил кружку и кисло сморщился.

—  Настораживает — не настораживает. Верите или нет! Времена пошли такие, что надо нос держать по ветру, а палец — на курке! Не ровен час инсургенты прорвутся, да и свои уже появились гниды. По мне, так одна надежда на таких людей, как лейтенант Сальварес. Такие творят суд без проволочек! В смутные времена нужна железная рука.

Жесткие волосы коррехидора вновь воинственно топорщились, как щетина вепря. Из узких прорезей в мешочках жира по монашескому воинству пальнул горячечный взгляд.

—  Тоньше, тоньше, сеньор Аракая. Лично я не вижу никакой разницы между дикими ордами мятежников и волонтерами лейтенанта, — категорично заявил отец Игнасио. — И те и другие — отпетые душегубы.

—  Ну, вы уж хватили, падре! У дона Сальвареса в отряде славные люди, баб нет — одни степные волки.

—  Вот именно: волчья стая!

—  Пусть так, — сержант яростно чихнул, — но, клянусь Святым Августином, от этой «стаи» не скроется и блоха!

—  Даже Vaquero?

Суровый лик настоятеля передернула судорога. Винсенте вздрогнул. При одном этом слове страх свел его мышцы. Они извивались под кожей как черви.

Глава 8

За столом воцарилась тишина, как на суде. Только в камине продолжал кривляться огонь да у окон злобно звенели мухи.

«Vaquero» — отозвалось в голове майора. И хотя он не зрел того, о ком говорилось, не слыхал его голоса, Диего уверился пуще прежнего, что имя это несло в своей черной утробе гибель и страх.

Он ковырнул носком сапога пол и почувствовал кожей, будто какой-то жуткий, могильный дух просочился в харчевню, умостился на столе между сидящими, чтобы прикипеть к их душам как Lepra51, несущая язвы и тлен. Вспомнились странное замешательство настоятеля, кошмары Терезы, неясные предчувствия… и холодный сквозняк тайны убористо закусил поясницу.

Падре Игнасио воровато глянул на дверь, в памяти были свежи недавние страхи; затем встал и направился к очагу, поворошить приунывшие поленья. Брат Олива по-стариковски жмурил глаза, вяло пощипывая янтарь винограда. Сердце у него, как и у других монахов, подкатило к горлу и застряло там, будто лимон.

Сержант тоже чувствовал себя не ахти: ерзал задницей по скамье, свесив живот между ног и по всегдашней привычке хрустел усом, накручивая его на пистолетный шомпол. Глаза его шныряли туда-сюда, безостановочно щупая лица сидящих, точно искали поддержку.