Покуда он сбрасывал с ног козловые сапожки, Линда светила ему, подняв огарок выше, при этом глаза ее, как показалось юнге, как-то необыкновенно блестели и были влажными. За всё время пути ему не случалось бывать в каюте пассажирок, нужды не было, да и охоты. Но сейчас, пользуясь случаем, его острючие глаза враз углядели и принесенный в каюту неуставной туалетный столик, о коем любил разоряться Палыч, и голубой овал зеркала в бронзовой оправе, хрустальные флаконы с духами, разбросанные по стульям платья и даже приготовленный на ночь воздушный, прозрачный капот, от которого Данька, скорее интуитивно, стыдливо отвернулся. Он почесал вихры,—всё здесь сказывало о мире ином, красивом, утонченном, несуетливом. А он, выходец из другого — грязного и тяжелого, — стоял неуклюжий и смущенный, ровно связанный по рукам и ногам. Он страшился двинуть локтем, опасаясь сломать, разбить иль испачкать что-нибудь в сем ослепившем его мире.
Когда с обувью было покончено, служанка отошла к дальней кровати, оставив взъерошенного юнгу один на один со своей барыней.
— Тебя, кажется, зовут Дан-ка? — ласково сказала Аманда и улыбнулась. — Ну, ну, не бойся! — она придвинула стул и, легко коснувшись ладонями его плеч, усадила.
— Вот, нате, — вместо ответа остолбеневший юнга протянул сверток размером с кулак и опустил ресницы. Красота иностранки восхищала и пугала его одновременно.
— Что это? От кого? — Аманда в изумлении протянула руку.
Данька, продолжая сидеть с опущенным взором, качнул острыми плечами и буркнул:
— Что в ём — не ведаю, барыня. А хто просил вручить вам… не пытайте, не скажу. Не велено!
— Разве так тебя учила матушка отвечать взрослым? —попыталась разговорить его хозяйка.
— У меня нет ее… Раньше была…
— А теперь?
Он вдруг спрыгнул со стула и, замкнувшись в себе, принялся быстро натягивать сапоги.
Мисс Стоун в удивлении пуще изломила темные брови. Нетерпение развязать кожаные шнурки свертка томило ее. Но непонятное поведение подростка, его странные ответы заронили в сердце недоброе чувство, и задремавший было страх вновь шевельнулся.
За прикрытой дверью послышались тяжелые шаги. Кто-то медленно поднялся по трапу на верхнюю палубу.
— Эй, погоди! — встрепенулась Аманда, но пострел уж бухнул дверью и был таков.
Госпожа в смятении встретилась взглядом с Линдой. Та глупо сидела с полуоткрытым ртом на кровати, и свет свечи падал ей на лицо.
— Ложись спать! — сама не зная почему, резко напустилась на служанку Аманда. Затем заперла дверь, решительно задернула занавеску, которая служила вместо ширмы, и с женским нетерпением начала теребить узел шнурка.
«Какая прелесть!» — Аманда, скрестив на груди руки, в немом восхищении смотрела на дорогой золотой браслет, расцвеченный изумрудами, и на такие же прекрасные старинные серьги великолепной выделки, что стоили немалых денег. Она прикусила губку — это было более чем неожиданно! Золотисто-зеленые, с искристым блеском драгоценности играли и переливались при свече магическим сиянием.
За дверью вновь послышался стонущий скрип половиц. Но в этих обычных для уха звуках ее смущала настойчивость. Аманда инстинктивно накрыла ладонью подарок, сердце отчаянно забилось. Сквозь белые пальцы был виден лоснящийся золотом браслет. Всё замирало от усилий что-то понять и вспомнить. Но вспоминать было нечего: сии украшения Аманда видела впервые. Шаги затихли, за стеклом спустился холодный черный вечер; где-то высоко на палубе время от времени били склянки, а она продолжала лежать во мраке ночи, прислушиваясь к шорохам, и сердце ее томилось.
Глава 6
Немного опьяневшая и возбужденная от роившихся мыслей, Аманда, чтобы как-то отвлечься, открыла Библию. Увы, глаза не могли ухватить вечных строк, мысли уносились прочь, легкомысленно переворачивая страницы Писания, точно ветер опавшие листья. «Кто мог сделать этот презент? Капитан? Его безумный помощник? А может, кто-то еще?..»