Мечтатель Стрэндж

Вместе они узнали, что для поцелуев отведен не только рот. Это оказалось чуть ли не сенсацией. Нет, конечно, один рот был необходим. Но он мог отправиться в небольшое путешествие к мягкому местечку под подбородком или к нежному, притягательному месту прямо под ухом. Или к его мочке. Кто знает. Или к шее. Ко всей шее! А вот еще одна хитроумная причуда физиологии: Сарай обнаружила, что может целовать шею Лазло, пока он целует ее. Чем не удача? А какая безмерная награда: чувствовать его трепет, когда ее губы нащупывали особо приятные местечки. Почти так же, как когда его губы находили такие места у нее. А если не губы – ох…

Зубы.

Даже в цитадели его зубы вызывали дрожь.

– Никогда не подозревала насчет шеи, – прошептала Сарай между быстрыми жаркими поцелуями.

– Как и я, – ответил Лазло, пытаясь отдышаться.

– Или ушей.

– И не говори! Кто же знал насчет ушей!

Все это время они продолжали пребывать на рынке в Плаче Мечтателя. Где-то на раннем этапе поцелуя из расщелины в брусчатке выросло очень удобное деревце – высокое, гладкое и изогнутое как раз под таким углом, чтобы к нему можно было прислониться, когда головокружение начинало валить с ног. Дальше ребята заходить не стали. Даже в их наслаждении шеей чувствовалась невинность, порожденная совершенной неопытностью и… учтивостью. Их руки горели, но ниже безопасных мест не опускались, а тела, хоть и находились близко, сохраняли целомудрие.

Что ж.

Что тело может знать о целомудрии? Только то, на чем настаивает разум, а если разумы Сарай и Лазло на этом и настаивали, то отнюдь не потому, что их тела не могли предоставить убедительный аргумент. Просто от всего этого веяло такой новизной и возвышенностью… В конце концов, даже на то, чтобы овладеть искусством поцелуев в шею, могут уйти недели. В какой-то момент безрассудного потока времени сна пальцы Сарай все же скользнули под кромку рубашки Лазло, чтобы легонько пробежаться по голой коже его талии. Она почувствовала, как юноша вздрогнул, и обоих накрыла мысль: сколько же еще их ждало открытий! Сарай намеренно пощекотала его, и поцелуй прервался смехом. Лазло, осмелев, пощекотал ее в ответ, и их смех наполнил воздух.

Они с головой погрузились в сон, не думая о реальности – о комнатах, кроватях, мотыльках или лбах. И так уж случилось, что в этом головокружительном, знойном мире их объятий настоящий Лазло – спящий в городе Плач – повернул голову на подушке, раздавил мотылька и прервал сон.

55. Неверие

В настоящем городе Тион Ниро шел к якорю, закинув сумку через плечо. Прошлой ночью он уже совершал подобную прогулку. Тогда он был слишком усталым и думал о сне. Сейчас же он должен быть даже более усталым – но нет.

Его пульс отбивал барабанную дробь. Дух, истощенный собственными бесчинствами, слишком быстро курсировал по венам, породнившись с треском и диссонирующим бренчанием… недоверия, бьющегося о факты и преобразующегося в неверие.

Тион наткнулся на нечто, во что невозможно поверить. Его разум боролся сам с собой. Алхимия и волшебство. Мистическое и материальное. Демоны и ангелы, боги и люди. Что такое мир? Что такое космос? Были ли там, в черноте, звездные тропы, по которым путешествовали невероятные создания? Во что он вмешался, проделав путь через весь мир?

Тион дошел до якоря. Широкий корпус строения был виден любому прохожему – не то чтобы в такое позднее время на улицу мог кто-то выйти, – а сбоку вел проулок с настенным рисунком, изображающим проклятых окровавленных богов. В том проулке алхимик и проводил свои опыты – где никто его не увидит, если уж решит прогуляться. Если бы он мог добыть кусочек мезартиума, чтобы экспериментировать в своей лаборатории, то тотчас бы прекратил ночные вылазки и избавился от риска, что его рассекретят. Но кусочков не существовало по простейшей причине: мезартиум не отломаешь. Он не крошился. В распоряжении алхимика имелась только эта гигантская плита – и три точно такие же на южном, восточном и западном краях города.

Тион вернулся к своему месту в проулке и переложил обломки, специально скрывавшие из виду его открытие. Там, у основания неприступного якоря, где гладкий мезартиум соединялся с камнями, которые он раздавил две сотни лет назад своим жутким весом, находилось решение проблемы Плача.

Тион Ниро нашел его.

Так почему же он не отправил гонца к Эрил-Фейну и не заставил завидовать себе всех остальных делегатов, а жителей – благодарить его? Ну, сперва придется подтвердить результат. Точность прежде всего. Возможно, это была счастливая случайность.

Но нет. Уж он-то убедился. Тион не понимал этого и не верил, но знал.

«Обо мне будут слагать истории». Вот что он сказал Стрэнджу в Зосме – и это его причина для путешествия. Не главная причина, но это не имеет значения. Главной была свобода – от королевы, от отца, от Хризопоэзиума и от удушающей коробки, которой стала его жизнь. Какими бы ни были причины, теперь он здесь, и перед ним разворачивалась история. Формировалась легенда.