Мечтатель Стрэндж

Алхимик снял сумку и открыл ее. Внутри было больше флаконов и колб, чем вчера, а еще ручная сфера. На сей раз ему нужно провернуть несколько опытов. Со старым алкагестом и новым. Он по привычке вел записи, и это приносило комфорт, словно его аккуратные заметки могли внести ясность в загадку.

В металле зияла трещина. Высотой по колено, шириной тридцать сантиметров у основания и такой глубины, что можно засунуть всю руку. Она напоминала след от удара топора, только края не острые, а гладкие, будто расплавленные.

Новые опыты подтвердили то, что Тион уже знал – не понимал, не верил, а знал, как человек, упавший лицом вниз, знает землю.

Мезартиум повержен.

Здесь формировалась новая легенда. Но не его.

Он собрал сумку и прислонил мусор к якорю, чтобы спрятать прорезь. Затем встал в начале проулка, с учащенным пульсом и опустошенным духом, гадая, что же это все значит. Плач не ответил. Ночь хранила молчание. Тион медленно ушел.

* * *

С другого конца улицы Дрейв наблюдал за алхимиком. Когда тот отчалил, взрывник вышел из тени, подкрался к проулку и зашел в него.

56. Грезотворцы

– Нет, нет, нет, нет, нет! – воскликнул Лазло, вскакивая с кровати. Мотылек лежал на подушке как кусочек темного бархата. Юноша легонько ткнул в него пальцем, но он не шевелился. Мертвый. Он принадлежал Сарай, и Лазло убил его. Ненормальный, хрупкий характер их отношений ударил по нему с новой силой: что мотылек – их единственная связь. Что они могли погрузиться в такой момент и потерять его за секунду, потому что он повернул голову на подушке и раздавил мотылька! Лазло поднял бедняжку на ладонь и аккуратно положил на тумбочку. На рассвете он исчезнет и возродится следующей ночью. Лазло никого не убил… кроме собственного пыла.

На самом деле это даже забавно. Абсурдно. Невыносимо. И забавно.

Он плюхнулся обратно на подушку и посмотрел на мотыльков на потолочной балке. Они трепыхнулись, и Лазло понял, что Сарай видит его через их глаза. Грустно улыбнувшись, он помахал ей.

Наверху в своей комнате Сарай бесшумно прыснула. Выражение его лица было просто бесценным, а тело обмякло от беспомощной досады. «Ложись спать, – мысленно говорила она. – Быстрее!»

Так он и сделал. Что ж, прошло десять часов – или же десять минут, – и вот Сарай снова предстала перед Лазло, уперев руки в бока.

– Убийца мотыльков! – отругала его она.

– Прости, – понурился Лазло. – Мне тоже очень нравился тот мотылек. Он был моим любимцем.

– Тише ты! А то новый обидится и улетит.

– В смысле этот мой любимец! – быстро исправился парень. – Обещаю, что не стану его давить.

– Уж постарайся.

Они оба улыбались как дурачки. Их переполняло такое счастье, что Плач Мечтателя окрасился ему под стать. Если бы только настоящий Плач можно было так легко изменить!

– Наверное, это к лучшему, – задумался Лазло.

– М-м?

– Угу-м. Иначе я бы не смог прекратить тебя целовать. Уверен, мы бы до сих пор этим занимались.

– Это было бы ужасно, – ответила девушка и мягко подкралась ближе, проводя рукой линию вдоль центра его груди.

– Отвратительно, – согласился он.

Сарай подняла лицо, готовясь продолжить с того места, на котором они остановились, и Лазло захотелось вновь в ней растаять, вдыхать ее нектар и розмарин, ласкать шею зубами и заставлять губы изгибаться в кошачьей улыбке.

Его поражало, что он может вызвать улыбку у девушки, но в голове всплыло галантное напоминание, что он должен приложить все усилия, чтобы вызвать ее и другими способами.

– Я подготовил для тебя сюрприз, – сказал он, прежде чем Сарай успела его поцеловать и свести на нет все добрые намерения.

– Сюрприз? – скептически спросила она. По ее опыту, сюрпризы не предвещали ничего хорошего.

– Тебе понравится, обещаю.

Лазло взял ее под руку, и они побрели по рынку Плача Мечтателя, где, затесавшись среди обыденных вещиц, была такая диковинка, как ведьмин мед, который должен наделять прекрасным певческим голосом. Ребята попробовали его, и их голос действительно изменился – но только на несколько секунд. А еще были жуки, которые пережевывали драгоценные камни лучше, чем любой ювелир мог их разрезать, и бесшумные горны: если в них подуть, они укрывали таким громким одеялом тишины, что можно было заглушить гром. А еще зеркала, показывающие ауру того, кто в них смотрел. К ним в наборе шли карточки, на которых объяснялось, какой цвет что значит. Ауры Сарай и Лазло приобрели одинаковый оттенок – фуксии, – расположенный ровно между розовым – «похоть» и красным – «любовь». Прочитав это, Лазло покраснел почти до такого же оттенка, в то время как щеки Сарай стали фиолетовыми.

Они увидели кентавра с его дамой; она держала зонтик, а он – авоську, и они выглядели как обычная пара, вышедшая на прогулку, чтобы купить овощей на ужин.