— Итак, вы его знаете? — опустив голову, задумчиво спросил Петр. — Господин инженер, — после некоторого молчания продолжал он, — я поеду с вами в Германию, но с одним условием: обещайте мне, что мой отец не будет платить за меня. Матушке пусть он посылает деньги, если он человек богатый, но я лично никогда ничего от него не приму.
Лицо барона покрылось мертвенной бледностью.
— Твой отец богат и в то же время беден: он совершенно одинок на земле. Но почему ты готов принимать деньги от меня, а не от него?
— Вы — дело совсем другое. Вы — человек почтенный и делаете мне добро во имя Христово. Бог воздаст вам за это. Кроме того, я уже успел горячо полюбить вас за это время. Мой отец же человек, не заслуживающий уважения. Большего зла, чем он мне причинил, сделать трудно... Не могу я ничего принять от него... Кусок хлеба, протянутый мне рукой моего отца, не пошел бы мне в горло.
Инженер побледнел еще больше, бледность проступила даже сквозь золотистый его загар. В его душе происходила жестокая борьба. Наконец он принял бесповоротное решение.
— В таком случае я не могу взять тебя с собой, Петр! — твердо проговорил он, опускаясь на траву под деревом.
— Почему? — испуганно спросил Петр.
Его испугала не мысль остаться в Дубравке, а убитое выражение на лице барона.
— Почему? — переспросил барон. — Потому, что тебе пришлось бы обедать с ним за одним столом. Если ты его так презираешь, это было бы невыносимо не только для тебя, но и для него тоже. Однако как может твой отец верить в безграничное милосердие Божие, если ты не можешь его простить? Он осужден и потерян навечно...
Эти слова поразили Петра. Инженер молча отошел в сторону, закрыв лицо руками. Петру стало невыносимо жаль его. Ради него Петр был готов даже простить своего отца, но обедать с ним за одним столом... нет, этого он не может!
— Но почему же это так расстраивает вас, барон? — спросил Петр. — Представьте себя на моем месте, и вы меня поймете.
Барон ничего не отвечал. Его лицо было мертвенно-бледным, как на похоронах. Сердце Петра болезненно сжалось при виде его. Барон вынул из кармана какой-то предмет.
— Если ты не можешь простить своего отца, — голос говорившего сильно дрожал, — прости, по крайней мере, свою мать. Я привез тебе ее фото. Неужели и на это ты ответишь отказом?
Не то со страхом, не то с жадностью Петр схватил фото и впился в него глазами. На фотографии была красивая шестнадцатилетняя девушка. Глаза на этом прелестном лице сияли радостью; рот, казалось, создан для пения; голову украшал цветочный венок.
— Это моя мать?.. — с удивлением спросил Петр, не в силах оторвать глаз от фотографии. — Какая же она была красивая! И как добра она должна была быть!
— Да, у нее было редкое сердце. Какое, однако, счастье, что она не знает, как на нее негодует сын, стоивший ей стольких слез! Неужели, Петр, ты не можешь простить, по крайней мере, ее? Она была так молода: когда ты родился, ей было всего 17 лет...
— А сколько лет было моему отцу? — спросил Петр.
— Ему было двадцать один.
— Так молод? И он ее бросил? Матушка говорила мне, что она умерла, когда мне было четыре года.
— Она умерла до свадьбы...
— Но женился бы на ней мой отец? — недоверчиво спросил Петр, грустно глядя на фотографию.
— Непременно.
— Но отчего же они не сделали этого раньше?
— Потому что у твоего отца еще не было прочного положения в свете, благодаря которому он мог бы хорошо устроить ее жизнь. Да и ее отец не давал согласия на это замужество.
— Нет ли у вас фотографии моего отца?
Немного колеблясь, барон достал из кармана и подал Петру другое фото. На фотографии Петр увидел молодого человека лет двадцати с красивым умным лицом.
Почти с суеверным страхом глядел Петр на фотографию. Чем дольше он смотрел, тем сильнее непонятные чувства одолевали его. Он невольно перенес свой взгляд с фотографии на барона, который стоял, прислонившись к стволу дерева. Немного помолчав, Петр спросил:
— Вы мне подарите эти фотографии?
— Возьми себе фотографию матери. Другая тебе ведь не нужна... — печально произнес инженер. Если ты не можешь видеть его живого, зачем тебе его давнишнее фото? Твоя мать и на смертном одре была такая же, как на этой фотографии. Но отец твой очень изменился и постарел.
— Оставьте мне все-таки и фотографию моего отца, господин инженер, хотя бы на время, пока вы здесь.
Барон пожал плечами. Они молча пошли в сторону дома. У Петра было очень тяжело на душе из-за того, что он столь глубоко огорчил инженера. „Огорчая того, кто так искренно желает мне добра, исполняю ли я заповедь Иисуса Христа? Доволен ли Иисус мною? — размышлял Петр. — Бог заповедал нам любить и прощать. Родители мои, несомненно, согрешили. Грех их велик, и мне приходится всю жизнь нести в себе его последствия. Но они были еще молоды, а искушений так много. Да и знали ли они Иисуса и принадлежали ли Ему? Конечно нет, иначе они исполняли бы его заповеди. Если они были воспитаны, как те господа, о которых рассказывал Степан, конечно, они не отдавали себе отчета, как ужасен их грех пред Богом“.