Голос его дрожал. Опустив голову, Марьюшка закрыла глаза. Она старалась представить себе, сможет ли она когда-нибудь забыть этого человека? Все сильней становилось в ней убеждение, что она никогда здесь на земле не сможет разлюбить его.
До ее слуха долетали слова Степана, он хвалил Петра, хотя голос ему и изменял. Когда, наконец, он спросил ее о причине отказа Петру, она, подняв голову, взглянула на него. Их взгляды встретились... Больше Степан ее ни о чем не спрашивал. Прижав ее к себе, он тихо заплакал. Они еще долго стояли около мельницы, освещенные лучами заходящего солнца.
В кустах снова пел вчерашний соловей. Но насколько иным было теперь у Степана чувство по сравнению со вчерашним! Вчера он сам хотел взять себе спутницу; сегодня он знал, что ее дал ему Господь, и он принимал ее, как драгоценный дар Божий.
— Бог мне свидетель, я хотел уступить ее тебе, Петр, — начал Степан, когда Петр пришел вечером к нему, чтобы поведать ему причину отказа Марьюшки. — Она дитя Его, и Бог поступает со Своей собственностью по Своему изволению, давая ее тому, кому хочет. И Он дал Марьюшку мне.
От этих слов Степана неземной мир наполнил душу Петра, и ему от всего сердца захотелось подчиниться воле Божией. То, что навсегда могло разделить товарищей, теперь сблизило их еще теснее. Готовность каждого из них пожертвовать своим счастьем возбудила в них взаимное уважение.
Долго еще не заживала эта рана у Петра, но в конце концов страдание укрепило его и даровало ему новые духовные силы.
18. БАРОН РЕЙНЕР
Прошла неделя после описанных нами выше событий. Петр старался не думать о Марьюшке, и это ему, хотя с трудом, но удавалось, особенно если он весь день был занят работой.
— Бог в помощь! — услышал Петр однажды приветствие. Он был так погружен в свои мысли, что вздрогнул от неожиданности. Он оглянулся, и коса чуть не выпала у него из рук.
— Господин инженер! Брат Урсини! Какая неожиданность! — радостно и удивленно вокликнул Петр.
— Да вот, тебе помогать пришли, — улыбнулся инженер, — но скажу сразу: косить я не умею.
— Я также не мастер в этом деле, иначе бы охотно докосил за тебя, Петр. — признался Урсини. — Так что кончай скорей работу, а мы подождем тебя.
Петр последовал их совету, и скоро весь луг был скошен.
— Ну. теперь все готово. Пойдемте!
— Это ваш луг? — спросил барон Рейнер.
— Нет. где нам иметь столько земли? Этот луг принадлежит Петровичкам; сын поранил себе руку, а зять уже давно болен. Степан, Мишко и я решили помочь им скосить луг. Вчера они косили, а сегодня я скосил свою часть. Хорошо, что рано начал.
— А кто это там на лугу? — спросил Урсини, указывая на соседний луг.
_ Это Хратские. Если бы Степан только знал, что вы здесь!..
— Не зови его, Петр! Я пойду к нему сам. Итак, пока до свидания.
Урсини торопливым шагом направился в сторону Хратских, оставив Петра и барона наедине.
— Ну, как ты поживаешь, Петр? — спросил барон, вопрошающе глядя на Петра.
— Слава Богу. А вы, господин инженер, как себя чувствуете? Превозмогли ли вы с Божьей помощью свои страдания? — заботливо спросил Петр, с участием вглядываясь в бледное лицо инженера.
— Я стараюсь покориться воле Божией. Петр, и мне становится легче.
— Да, это так: если добровольно подчинишься воле Божией, тогда все становится возможным, — согласился Петр.
— А как у тебя дело с пристройкой? Вероятно, уже кончил?
— Работа окончена и даже крыша наведена. Сегодня вставим двери и оконные рамы.
— Да ты как-будто этому не радуешься? — заметил барон, уловив тень грусти на лице Петра. — Верно, вам что-то не удалось при постройке?
— Нет, все получилось прекрасно. Но пристройка мне теперь не нужна.
Петр грустно опустил голову.
— Ты говорил с Марьюшкой или с Блашко?
— Я говорил с Марьюшкой. Ее сердце принадлежит Степану...
— Степану? Неужели?
— Она сама мне это сказала, — ответил Петр и все рассказал барону.
— Так едем же скорее отсюда, Петр! — горячо сказал тот. — Тебе ведь будет невыносимо тяжело смотреть на чужое счастье.
— Да, но если Степан смог смириться с этим, то и я с Божьей помощью справлюсь. Я не могу оставить матушке избу в незаконченном виде; сначала нужно все привести в порядок. Кто знает, возвращусь ли я сюда? Во всяком случае, перед отъездом мне хочется доказать ей мою любовь и благодарность и сделать все уютно и хорошо. Я хочу оставить о себе теплое воспоминание в ее любящем сердце.
— Ты уже говорил с ней об отъезде?
— Да. Сперва она плакала, но затем успокоилась, сказав: „Иди, сын мой! Если эта новая жизнь составит твое счастье, я не удерживаю тебя. Только никогда меня не забывай!" Но, господин инженер, меня печалит одно обстоятельство...
— Что именно?
— Матушка призналась мне. что вы ей передали деньги от моего отца.
— Ну, так что же? Не заслужила разве она, чтобы тот позаботился о ней в ее преклонные годы?
— Действительно ли эти деньги от моего отца? Не ваши ли они?
— Они были от твоего отца...