Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

С первых дней замужества королева смогла получить представление о том, какому пустому и легкомысленному человеку она, полагаясь на обманчивую наружность, доверила счастье всей своей жизни. Дарили был не только злым: он был слабым, нерешительным и вспыльчивым и, не обладая упорством и скрытностью, необходимыми для достижения поставленной перед собой цели, пытался достичь ее с наскока и посредством насилия. Цель, к какой он стремился в тот момент, состояла в том, чтобы получить права супруга-соправителя, которые Мария в свое время даровала Франциску II; ибо, не будучи облеченным этим саном, который только Мария могла ему даровать, он был всего лишь мужем королевы, а Мария, уже испытав его характер, решила ни в коем случае не уступать его желаниям.

Дарили, в своем вечном непостоянстве неспособный понять в других твердую и непреклонную решительность, попытался отыскать причину этого отказа не в самой Марии, а в окружавших ее людях, и тогда ему показалось, будто человеком, более всего заинтересованным в том, чтобы он не получил прав супруга-соправителя, являвшихся целью всех его желаний, был Риччо, который, видя, сколько людей рядом с ним утратили свой авторитет и при этом сохранив собственный вес, должен был, естественно, опасаться влияния мужа еще больше, чем влияния сводного брата. С этого момента Дарили стал воспринимать Риччо как единственную помеху тому, чтобы он сделался настоящим королем, и решил избавиться от него.

В этих обстоятельствах Дарили оказалось нетрудно встретить благожелательное отношение к задуманному убийству непосредственно у тех, кто окружал трон. Вельможи не могли без глубокой зависти взирать на то, что Риччо, обычный слуга, возвысился до положения личного секретаря королевы. Они не понимали или делали вид, что не понимают, подлинной причины этого фавора, объяснявшегося прежде всего неоспоримым превосходством Риччо над ними, превосходством настолько большим, что Марии, дабы обрести равноценное тому, что он ей давал, пришлось бы искать среди самых образованных представителей католического духовенства, а это неизбежно настроило бы против нее всех протестантских священнослужителей, увидевшим бы в таком выборе королевы еще одно доказательство ее неприязни к новому культу. Так что все видели в Риччо выскочку, а не достойного человека, при рождении оказавшегося не на своем месте в силу какой-то ошибки природы и возвращенного на подобающее ему положение вследствие своего рода угрызений фортуны. К тому же, многие хотели погубить королеву, но, пока Риччо был жив, это сделалось почти невозможным из-за добрых советов, которые она от него получала. Так что смерть секретаря была делом решенным.

Помимо Дарили, двумя основными участниками этого заговора стали его главный вдохновитель, Джеймс Дуглас, граф Мортон, лорд-канцлер королевства, о ком у нас уже шла речь не только как о друге графа Морея, но и как о его ставленнике, а также лорд Рутвен, по женской линии дядя короля, вельможа, принадлежавший к одной из самых знатных семей Шотландии, но изнуренный развратом и уже мертвенно-бледный, охваченный смертельной болезнью, которой предстояло свести его в могилу через полтора года после той эпохи, к которой мы подошли, а это последние дни февраля 1566 года.

Мортон и Рутвен немедленно собрали достаточное количество сообщников; этими сообщниками были бастард Дуглас, Эндрю Керр и Линдсей; кроме того, они взяли в помощники, не сказав им, с какой целью это делают, полторы сотни солдат, имевших приказ быть наготове с семи до восьми часов ежевечерне.

В это же самое время Риччо неоднократно получал предупреждения, содержавшие призывы держаться настороже, ибо его жизнь находится в опасности, а в особенности остерегаться некоего бастарда. Риччо отвечал на это, что уже давно принес свою жизнь в жертву занимаемому им положению и что ему хорошо известно, что человек столь низкого происхождения, как он, не может безнаказанно подняться на ту высоту, какой ему удалось достичь; что же касается бастарда, о котором ему говорят и которым, несомненно, является граф Морей, то, пока сам он жив, ему удастся держать этого изгнанника так далеко от себя и от королевы, что, по его мнению, ни ему, ни ей не стоит его опасаться.