Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

Между тем Генрих VII, взошедший на обагренный кровью трон и правивший народом, все еще взбудораженным после гражданских войн, нуждался в спокойствии; он стал побуждать Якова IV к перемирию сроком на семь лет, на которое тот дал согласие. Эти первые переговоры повлекли за собой другие, еще более важные. Поскольку Якову IV пришла пора жениться, Генрих VII, у которого была очаровательная дочь, принцесса Маргарита, дал ему понять, что желает не временного перемирия, а прочного мира, не соседского соглашения, а семейного альянса. Предложение было чересчур выгодным, чтобы Яков IV его отверг. Так что союз был заключен, и графу Суррею было поручено сопроводить принцессу Маргариту к ее будущему супругу.

Благодаря этому браку, спустя сто лет, Яков VI Шотландский сделался Яковом I Английским и соединил на своем челе корону Марии Стюарт и корону Елизаветы I.

Король выехал навстречу невесте и встретил ее у аббатства Ньюбатл, примерно в шести милях от Эдинбурга; он сидел верхом на коне, облаченный в великолепный кафтан из шитого золотом малинового бархата, и, будучи превосходным наездником, никогда не пользовавшимся стременами, чтобы сесть в седло, и исполненным изящества, когда в нем находился, с первого взгляда чрезвычайно понравился юной принцессе, которая, со своей стороны, произвела на него глубокое впечатление.

Приблизившись к воротам Эдинбурга, Яков IV, дабы дать своим подданным представление о согласии, которое будет царить между ним и его супругой, решил совершить торжественный въезд в город, восседая вместе с ней на одной лошади; но, поскольку его скакун был мало приучен к двойной ноше, король приказал дворянину из своей свиты сесть у него за спиной, чтобы испробовать, как это пройдет. Однако опыт закончился крайне плачевно для дворянина: не смея держаться за короля, уже через мгновение он был сброшен на землю и при падении вывихнул себе плечо. Король, со своей стороны, весьма порадовался тому, что ему пришло в голову употребить такое средство, дабы проверить послушность своего коня, и, понимая, что не стоит подвергать столь опасному испытанию женщину, коль скоро оно закончилось неудачей для мужчины, сел на иноходца принцессы Маргариты и совершил торжественный въезд в Эдинбург, как и задумал и без всяких происшествий, что было воспринято народом как счастливое предзнаменование.

И действительно, все шло превосходно, пока был жив Генрих VII, и Яков IV пользовался этой передышкой, пытаясь устранить все следы старых междоусобных войн, на протяжении долгих лет опустошавших Шотландию; но, когда его тесть умер, на трон взошел Генрих VIII, и его первый указ, направленный на то, чтобы отказать Якову IV в выплате наследства, которое отец Маргариты, умирая, завещал своей дочери, свидетельствовал о том, что отношениям между шурином и зятем недолго оставаться добрыми.

Людовик XII, чья политика была заинтересована в разрыве между Шотландией и Англией, едва прослышав о причинах зарождающегося разногласия между двумя королевствами, поспешил начать раздавать золото советникам и фаворитам шотландского короля, давая ему знать, что в тот момент, когда Генрих VIII грозит Франции новым нашествием, сам он готов заплатить, не торгуясь, любую цену, какую назначит Яков IV, за союз с Шотландией. Яков IV не взял на себя никаких обязательств, но не мог воздержаться от сопоставления образа действий английского и французского королей, и сравнение это было явно не в пользу Генриха VIII.

Между тем внезапно возник новый источник распрей между соседями. Яков IV, как уже говорилось, значительно усилил свой морской флот, состоявший из шестнадцати военных кораблей, и это не считая «Великого Михаила», который, как утверждали, был крупнейшим из всех когда-либо построенных военных судов. Но вышло так, что, невзирая на эту внушительную силу, король Португалии отказался дать удовлетворение славному шотландскому моряку по имени Джон Бартон, судно которого ограбили в 1476 году португальцы; однако у этого моряка было три сына, и, будучи людьми храбрыми и решительными, они явились к Якову IV и потребовали выдать им, в качестве единственного возмещения за убытки, каперское свидетельство, позволявшее нападать на все португальские суда, какие они могут встретить на своем пути. Яков IV предоставил им такое разрешение, и, снарядив два судна, одно из которых носило название «Лев», а другое — «Дженнет Пирвен», они начали крейсировать в Ла-Манше, причем командование принял на себя старший из братьев, Эндрю Бартон, самый отважный корсар того времени.