Медичи. Гвельфы и гибеллины. Стюарты

Но португальские корабли нечасто встречались в Ла-Манше, куда дела призывали их лишь изредка, так что Эндрю Бартон не возместил бы свои издержки, если бы время от времени не отвлекался на корабли его величества короля Англии, и Яков IV по-отечески закрывал глаза на эти правонарушения. Однако далеко не так обстояло дело с Генрихом VIII, и, поскольку ему было понятно, что от любых жалоб, адресованных его зятю, толку, по всей вероятности, не будет, он решил отомстить за себя собственными силами. В итоге он снарядил два самых мощных военных корабля своего флота, отобрал для них лучшие экипажи, назначил их капитанами сыновей графа Суррея, лорда Томаса Говарда и сэра Эдуарда Говарда, и пустил эти корабли в погоню за Бартоном, приказав доставить его в Лондон живым или мертвым. Молодые люди, обрадованные возможностью выказать свое мужество, взяли в качестве лоцмана капитана торгового судна, накануне ограбленного Бартоном, и, следуя его указаниям, направились к Даунсу, где вдалеке заметили корсара, крейсирующего там с двумя своими кораблями. И тогда, желая обмануть Бартона мирным обликом своих судов, они водрузили на мачты ивовые ветви, как это обычно делали торговые корабли. Как раз таким флагам отдавал предпочтение Бартон, хотя ему раз двадцать доводилось доказывать, что он никоим образом не страшится встречи и с другими флагами; и потому, едва завидев эти купеческие суда, он велел грести к ним изо всех сил, а затем, оказавшись в пределах слышимости, громким голосом приказал им сдаваться. Но в этот момент оба судна внезапно освободились от своего мирного облика, вместо ивовой ветви на мачтах у них взвился королевский флаг Англии, с его леопардами и геральдическими лилиями, и бортовой залп всей артиллерии обоих кораблей смертоносным огнем ответил на брошенный им дерзкий вызов.

И тут Бартону стало ясно, что он имеет дело с дичью посерьезнее, чем ему думалось вначале, и что, рассчитывая поднять лань, он разбудил льва; однако корсар был чересчур умелым охотником, чтобы тревожиться из-за подобной ошибки, и, бросившись на полуют, он начал отдавать приказы и, по своему обыкновению, воодушевлять матросов не только словами, но и поступками, принимая на себя, словно лев, все удары врагов, которым легко было распознать его по превосходной миланской кирасе и золотому свистку, висевшему у него на шее.

Сражение было ужасным: англичане и шотландцы понимали, что сражаются они не на жизнь, а на смерть и что ждать от врага пощады не приходится; и потому те и другие держались с равным мужеством, однако Бартон имел весомое преимущество над противником благодаря механизму собственного изобретения, который состоял из тяжелого бруса, падавшего с высоты рей на вражескую палубу каждый раз, когда англичане пытались идти на абордаж, и приводился в движение одним-единственным человеком, забравшимся на грот-мачту. Вскоре это гибельное устройство причинило такой огромный ущерб судну, которым командовал лорд Томас Говард, что он подозвал некоего Хастлера из графства Йоркшир, слывшего одним из лучших лучников своего времени, и дал ему приказ пристрелить не только того, кто в эту минуту приводил в движение смертоносный механизм, но и всех, кто попытается делать это после него.

Хастлер подтвердил свою славу: первая же пущенная им стрела пронзила грудь матросу, находившемуся на вершине мачты, он раскинул руки и, откинувшись назад, вниз головой рухнул на палубу. Двое других поднялись наверх вслед за ним, и их постигла такая же участь; затем, поскольку никто более не отваживался занять этот роковой пост, Эндрю Бартон бросился к мачте, чтобы в свой черед привести в движение губительный механизм.

— Хастлер! — крикнул лорд Томас Говард лучнику. — Целься точнее, а не то тебе конец! Выбирай: либо шапка, полная золота, либо веревка!

— Милорд, — ответил лучник, — человек может сделать лишь то, что в его силах, а у меня, к несчастью, осталось всего две стрелы. Тем не менее из почтения к вашей милости я постараюсь сделать то, о чем вы просите.

Стоило ему произнести эти слова, и первая стрела, быстрая как молния, со свистом устремилась к цели и притупилась о кирасу Эндрю Бартона, обратившего на этот удар ничуть не больше внимания, чем если бы его попыталась ужалить оса, и продолжившего подниматься к смертоносному механизму; вскоре, подчинившись сильной и умелой руке, тот пришел в движение и с первого же раза повалил пять или шесть матросов на борту корабля лорда Томаса.

— Негодяй! — воскликнул лорд Томас. — Видишь, во что нам обошлась твоя безрукость!

— Дело не в моей безрукости, милорд, — ответил Хастлер. — Вы, ваша милость, могли видеть, что стрела отскочила от его кирасы; будь на нем кольчуга или подлатник, она пронзила бы его насквозь. Но, как говорит пословица, хороший лучник не должен отчаиваться, если у него осталась хоть одна стрела, и сейчас мы постараемся извлечь из этой последней стрелы наибольшую пользу.