Мединститут

– А как ваше полное имя? – не удержалась Надя от вопроса, впившись взглядом в такую великолепную, такую красивую, такую молодую и спокойную женщину. Её худшие подозрения насчёт ломоносовской супруги подтвердились – да, конечно, жена Цезаря должна быть выше любых комментариев. Ну, Виктор Иванович… Ну, Воланд…

– Маргарита Густавовна, – любезно ответила она, с любопытством оглядывая Надю. – А что? Я бы предпочла без отчества и на «ты».

– Нет, ничего, – смешалась Надя.

– Редкое имя. Но вам идёт… тебе идёт…

– Вы учитесь вместе? – спросила Маргарита, кивая на Антона.

–Д а, однокурсники. Но у каждого свой круг общения, – поторопилась Надя внести ясность в этот вопрос. – Знаешь, к шестому курсу уже настолько все приелись друг другу, настолько определились отношения…

– Ты какой институт заканчивала?

– Первый медицинский… сеченовский то есть. Первый лечфак.

– Первый? А что, их там два?

– Лечебных- два. Ещё есть сан-гиг и два фармфака – дневной и вечерний…

– Так, ну продолжите по дороге, –  вмешался Виктор Иванович. –  Пошли, братцы, скорее, я уже замерзаю, как пачка рыбных пельменей, а вы тут и так давно кукуете. Ничего, сейчас «нальём бокалы, утопим весело умы». А?

– «И сотворив пиры да балы»– несмело улыбнулась Надя.

– «Восславим царствие чумы», – закончила Маргарита.

Оживившись, вся четвёрка двинулась к ресторану.

XXIII

«Меня тоже беспокоят праздные молодые люди, которые радость находят не в труде, не в семье, а во внешних атрибутах жизни. Да, такие есть, но смею утверждать, не они делают погоду. Больше меня заботят люди, достойные достатка, пришедшие к нему трудовым путём. Но которые не в ладах с этим достатком, не умеют, что ли, с ним справиться. То есть, достаток сам по себе, а они сами по себе. Он отражается на их жизни лишь материально. Да, я говорю о нехватке культуры, культуры образа жизни»

_{(Советская пресса, ноябрь 1986 года)}

Пройти предстояло всего полквартала. Длиннющая очередь желающих провести субботний вечер в ресторанном тепле и уюте была видна от самого Танка. Антон, терпевший не мог очередей, совсем стушевался было. Огромная табличка «Мест нет» и неприступный швейцар за дверями вдруг показались неодолимыми препятствиями.

У дверей в заведенье
Народу скопленье…

–вспомнилось ему вдруг что-то безрадостное.

Но Виктор Иванович, велев ему и женщинам постоять в сторонке, энергично и деловито протолкался к самым дверям, не обращая внимания на недовольные возгласы. Впрочем, возмущались в очереди больше для порядка- щегольский вид мужчины не оставлял сомнений в том, что он и его спутники вмиг окажутся внутри. Так и получилось – Ломоносов хлопнул по стеклу ладонью (Антону показалось, что между ладонью и стеклом откуда-то оказался непонятный листик бумаги), швейцар тут же встрепенулся и бросился открывать, одной рукой делая пригласительный жест вновь пришедшему и его спутникам, а другой преграждая дорогу ринувшимся следом очередникам. Лицо его тоже забавно разделилось на две части – правая улыбалась и подобострастничала, левая была свирепа и неприступна, точно ягодица.

– Ему бы в цирке выступать, – вполголоса заметил осмелевший Булгаков, но его никто не услышал.

Старший товарищ помогал снять пальто Берестовой, так что Антону пришлось начать ухаживать за Маргаритой. Пока дамы, пересмеиваясь, встали к зеркалу, Антон с неприязнью заметил, что Виктор Иванович сунул сложенную бумажку гардеробщице.

«Что за купеческие фокусы, – подумал он.–  Всем он тут ручку золотить, что ли, собрался».

Откуда ни возьмись, появилась сногсшибательно одетая особа крепко за 30, вся в петлях золотых цепочек, в кольцах, серьгах, и с золотыми зубами. Это и была «знакомая мэтр», сестру которой Ломоносов столь удачно прооперировал. Фирменное шматьё «мэтра» и килограмм золота на гостя никакого впечатления не произвели; он называл хозяйку «Нэла», держался игриво-покровительственно и даже потрепал Нэлу по щёчке, чем та осталась несказанно довольна. Видимо, хирург чувствовал себя барином не только в отделении, с медсёстрами и больными. Потом метрдотель, всячески демонстрируя уважение и почтительность, провела «дорогих гостей» в отдельный залец, в котором уже был накрыт стол на четыре прибора, горели настенные светильники, а не верхний свет, и было очень уютно.

Виктор Иванович был в великолепно пошитом костюме «дивного и смелого покроя». Надя, залюбовавшись, сказала, что Ломоносову не хватает только шпаги и чёрной полумаски.