Мединститут

– Но, знаешь, вот так мыкаться в общаге в 53 года, имея работу – это уже нечто запредельное. Она хочет ребёнка рожать от меня, и не может. Говорит, рожу, а нам квартиру не дадут – что ж, так и будем втроём в одной комнате в К…? И плачет. Я её понимаю. Но и сделать ничего не могу. Нет у меня таких связей, чтобы выбить квартиру. Дал бы, денег бы дал, только не знаю, кому. Чем и плохо захолустье. В Москве бы я этот вопрос быстро решил. Теперь вроде обнадёжили, вроде бы выделили двухкомнатную…

Снова выпили. Из коридора послышались оживлённые голоса женщин. Те кого-то там встретили, остановились и смеялись. Но было ясно, что вот-вот Маргарита и Надя зайдут сюда.

–Я  вот о чём, – зашептал Ломоносов, не теряя нить. Голова у него работала великолепно.–  Осталась у меня в жизни самая последняя надежда. Но я боюсь уже надеяться. Мне кажется, что та страна, в которой я родился и вырос, которой служил, которая была ко мне и добра и сурова, уходит куда-то. Понимаешь?

–?

– Я остаюсь, а она уходит. Излом времён… Начинается новая страна и новая жизнь. Уж не знаю – лучше ли, хуже, но-другая совсем. Бывал когда-нибудь за границей?

– Да вы что, Виктор Иванович! Кто же меня за границу отпустит.

– Ну, так шанс может скоро предоставиться, и никуда ехать не придётся....

– Виктор Иванович, перестаньте. Тут я совсем с вами не согласен. Реформы просто нужны, вот и всё. Ещё наладится в СССР жизнь, вот увидите…

XXV

«19 ноября 1986 года. Шестая сессия Верховного Совета СССР одиннадцатого созыва. В прениях по проекту Закона СССР об индивидуальной трудовой деятельности выступили – Я.Я Вагрис – Председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР, Ю.Н. Христораднов – первый секретарь Горьковского обкома КПСС, Л.В. Шарова – швея-мотористка московского швейно-производственного объединения «Смена», М. П. Трунов – председатель правления Центросоюза и другие. Депутаты единогласно приняли Закон СССР об индивидуальной трудовой деятельности»

_{(Советская пресса, ноябрь 1986 года)}

Наговорившись, Марго и Надя возвращались к мужчинам. Они прошли через главный зал, в котором было многолюдно, чадно и пьяно. Обстановка казалась беспорядочной и возбуждающей. На эстраде пела девушка,играл оркестр, и десяток пар томно кружилисиь в обнимку возле.

Лаванда… горная лаванда…
Наших встреч с тобой
Синие цветы…
Лаванда…
Горная лаванда…

– Сто лет не танцевала, – вздохнула Ломоносова. – Пошли, вытянем сюда мужиков. Хоть показаться на люди.

– Смеёшься? Антона ещё можно как-то расшевелить. А Виктор Иванович? Он разве согласится? В его-то возрасте?

– А что? Витя прекрасный танцор, рок,н,рольщик.

– Что, правда?

– Он и на пианино хорошо играет, и в институтской самодеятельности участвовал. Волейбол, водный туризм. Стреляет прилично…

– На выбор – в предсердие или желудочек?

– Почти так. Кстати, почему ты только из «Мастера» цитируешь?

– А что, у Булгакова ещё что-то есть?

– «Белая гвардия», «Собачье сердце».

– Что за «Собачье сердце»? Вроде «Головы профессора Доуэля»?

– Да, чем-то похоже. Эта вещь никогда не издавалась… У меня где-то спрятана самиздатовская перепечатка. Могу дать почитать.

– Ой, дай, а?

– Только никому…

В коридоре, ведущем в кабинет, они неожиданно столкнулись с Гореваловым. Тот выходил из соседних дверей, уже одетый в кожаный плащ.

– Оп-па, вот так встреча! – неожиданно быстро среагировал он, улыбаясь то ли радостно, то ли угрожающе и подходя ближе. – А я звонил тебе часа два назад. Сказали, ты к какой-то подруге в гости пошла. Это твоя подруга, что ли? – Пётр Егорович оглядел Ломоносову. Её необычная и строгая красота произвели впечатление и на Горевалова – карие глаза его моментально зажглись любопытством – без малейшего оттенка чего-то плотского.

– Можно сказать, да, – отозвалась Надя довольно холодно. – Я что, не могу ходить, куда хочу?

– Да можешь… Вы что ли, здесь сидите? – ещё больше удивился хирург, указывая на дверь в кабинет. – А, точно, я же Лома срисовал с шахой со своей, с повёрнутым очкариком. Это его жена? Вы вчетвером тут, что ли?

– Тебе как, огласить весь список? – фыркнула Надя. – Ты мне что, допрос собираешься устраивать?

– Нехило сидите, – не обратил внимания Пётр на предельно натянутые нотки берестовского голоса. Он стоял теперь совсем близко и не сводил пристального взгляда с надиного лица. – А, у Лома же день рожденья, его вчера в отделении поздравляли. Отмечаете, значит…