Мединститут

– Ну, я в банковском деле профан, могу лишь в общих чертах себе представить. То, что идёт на зарплату предприятиям, мы считать не будем. Приехали инкассаторы, показали ведомость, сдал, принял – заберите свои пять сольдо. Это официальная деятельность. Но ведь так же можно большую сумму пустить и налево. Допустим, ссудить каких-нибудь хачиков, чтобы те сюда гвоздики и гранаты возили. Подпольных дельцов ссудить, чтобы они где-нибудь цех открыли и пошили красивые шмотки. Да много чего, наверное, хотя бы подкуп вышестоящих – те закрывают глаза и ставят подпись, где скажут. Антиквариат… На старье знаешь какие миллионы можно зарабатывать? Наконец, валюту подпольно обменять, или тонну пятнадцатикопеечных монет превратить в крупные купюры…

Увлёкшийся хирург, который бывал повсюду и повидал немало, привёл ещё примеры «делания денег». Он рассказал, как из Афганистана в цинковых гробах везут опиумный мак, меха и импортную технику, как в Якутии разрабатывают золотые и алмазные месторождения, не подконтрольные государству, как в среднеазиатских республиках на хлопковых полях возрождается рабовладение. Картина получалась удручающая и безрадостная.

Антон слушал Виктора Ивановича с трудом – очень хотелось возразить, уличить его в неправде. Но возражать было нечего. Ломоносов вернулся к банковской системе.

– Потом, если у тебя чемодан денег – ну так, просто случайно – не будешь же ты их в чулане держать. Их спокойнее держать в банке, выплачивая кому надо процент. Повторяю, информацией я не владею, могу лишь догадываться. Но простор для подпольных капиталовложений в СССР громадный. Особенно сейчас, когда идеи нет. Прибыль, выгода, гешефт. Деньги делают деньги, это общеизвестно. Потом сумма возвращается на место без всяких приходно-расходных ордеров, так что всё шито и крыто. Дебет с кредитом сошлись? Сошлись. Получите «Почётную грамоту». А прибыль…

– Да ну, Виктор Иванович. А ОБХСС, а милиция, а общественность? Стукачи-то ваши? Небось и в банке их выше крыши. Стоит о таком преступлении сообщить куда следует, и всё. Солнечный Магадан обеспечен. Даже расстрел…

– Так раньше и было. При Сталине за гайку да за колоски с поля 25 запросто давали. Но сейчас Сталина нет. Я давно на белом свете живу, всех повидал. Хрущёва ещё боялись, Брежнева уже почти не боялись, Андропов страху нагнал было, но где он сейчас?

– Почки, говорят… – несмело вякнул Антон.

– Почки! Верь больше. Снайпер его подстрелил, как когда-то Кеннеди. Лучшие врачи Москвы тогда боролись, и в их числе был ваш покорный слуга. Две пули в лёвом лёгком, одна в почке. Дважды оперировали. Ладно, хватит. Я подписку давал… – спохватился Ломоносов. – А Горбачёва никто не боится. Он, кажется, намерен с ленинского курса свернуть и ввести у нас капитализм. Социальный катаклизм, похоже, назревает, своего рода апокалипсис. Сейчас вся сволочь голову подняла. Чувствуют, что пришло их время.

– Наоборот, с ними борятся, – возразил Антон. – «Змеелов» смотрели? Вот сильный и правдивый фильм. Прижмут хапуг, вот увидите.

– Прижмут! Кого? Мелкую сошку да простого мужика, как не раз уже было. А крупная рыба… помнишь, как у Ильфа и Петрова – «если в стране ходят какие-то денежные знаки, то обязательно найдутся люди, у кого их много»? Ты вот никогда больше сотни в руках не держал, ты даже не представляешь себе, что это такое – много денег. Какая власть над людьми! И я нисколько не сомневаюсь, что отец Горевалова – именно такой человек. Имея в своём распоряжении огромные деньги, он держит в руках весь К…. Куплены наверняка поголовно, на всех уровнях. Он уже и не прячется. Сыну купил диплом, купит и место. Он его запросто может и зав.отделением сделать, и зав.кафедрой.

– Ну, это вы уж слишком…

– «Что неподвластно мне»? – хмыкнул Ломоносов. – Знаешь, страна у нас до предела х…ёвая, к таким, как ты да я, вечно жопой развёрнута. Родина, бля… Но терпеть её можно, особенно, если надеешься на лучшее. СССР – страна надежд. Большая страна больших надежд… Но надежда не бесконечна. Меня уже так тряханула жизнь, так башкой о стенку ёбнула, что не каждый бы выдержал. До чего трудно мне здесь было начинат ь- передать не могу. Если б не Ритка – я бы сломался. Привыкнуть к глубинке – это, знаешь, очень не просто. Очень. Без всякой предвзятости скажу, что в СССР жить можно только в Москве, а сразу за Кольцевой дорогой начинается полная порнография. Н-да…

Устоял я ведь только благодаря ей. Сюда за мной приехала… Не ожидал. Думал, что знаю людей. Оказывается, не всех, не всех… У Ритки особо и запросов-то нет, хоть и избалованная девка. Поверила в меня – больше чем в бога. Давай, выпьем за неё?

– Давайте.

Осушив рюмку, Ломоносов продолжил. Он никогда раньше не говорил Булгакову о своих чувствах, всегда подчёркивая пренебрежительное отношение к жене.