Мединститут

Пётр Егорович, как вы уже успели заметить, отличался крайним реализмом, почти патологическим реализмом и «конкретикой». Твёрдость жизненных понятий и априорное знание того, что всё в этом мире имеет цену – кому-кому, а уж этому молодому человеку прекрасно известно, что почём – именно такое впечатление производил Горевалов на каждого встречного. Воплощённым материализмом двигался молодой доктор по жизни, и неспроста фильм «Киборг-убийца» (будущий «Терминатор-1») был его любимым фильмом. Малейшее подозрение в наличии «внутреннего мира» и «души» таким образом, исчезало, не успев родиться. Такие трансцендентальные эстетические понятия в случае Петра Егоровича не имели никакого субстрата и были абсолютно неприменимы.

Под стать ему была Надежда Берестова. Она, конечно, много читала и много размышляла, обладая приличным книжным багажом, удивительно обширным для медички. Берестова любила делать мечтательный вид, и, похоже, по-настоящему мечтала в первой юности. Но годы брали своё, и место мечтательности заняла энергичность, а тургеневской рассеянности – деловитость. В 23 года в Наде если и оставалась какая-то мечта, что-то лелеемое, глубоко хранимое и идеальное, то это был путь, точнее – Путь в большие хирурги без посторонней помощи, точнее – протекции. Именно достижению этой цели было посвящено всё берестовское существование. Каждая извилина работала над решением этой проблемы. Для любви в структурах её головного мозга не оставалось места, так же как для бога в небе, исчерченном реактивными лайнерами и пронизанном космическими кораблями.

Оставалась лишь физиология здоровой женщины и вопрос престижа среди равных себе. Но любовь – я имею в виду любовь романическую – не всегда и обязательна, ибо мужчину и женщину может связывать тысяча других отношений!

Тем интереснее они, эти отношения, тем интригующе они.

Судите сами. По окончании своего рабочего дня – Пётр Егорович обязательно уходил теперь пораньше, не в 15.00, а в 14.50 – он садился в машину и поджидал Берестову, у которой как раз заканчивались занятия. Надя, выйдя из корпуса в 15.10, одна или в компании подруг, могла сама подойти и сесть к нему в машину, а могла и забыть это сделать, повернув вместе со всеми к трамвайной остановке. Тогда Горевалов моментально трогался с места, догонял и медленно ехал следом, периодически сигналя клаксоном и фарами. Это не производило впечатления на Надю, которая, как ни в чём не бывало, шагала вдоль тротуара и смеялась с подружками вовсю. Потом, сжалившись над настырным ухажёром, она замедляла шаг и останавливалась.

Пётр Егорович притормаживал машину и распахивал дверцу. О чём вёлся разговор, слышно не было, но за сценой сильно наблюдалис остановки студенты, из окон – медработники. Переговоры продолжались от трёх до десяти минут и обычно заканчивались тем, что Надя садилась в машину, и Горевалов увозил её в неизвестном направлении. Но пару раз она, гордо тряхнув головой, в упор не замечая преследователя, доходила с остальными до трамвайной остановки и уезжала на дребезжащей, битком набитой «пятнашке», оставив Петра Егоровича ни с чем. Многие принимали это за прекращение отношений и вздыхали облегчённо, но назавтра всё повторялось, и Горевалов всё же увозил Берестову. Становилось ясно, что там – серьёзно. Такое поведение «козырного мэна», каким все считали клинического ординатора, крепко озадачивало.

Казалось, ничто в мире не могло поколебать его перманентного самодовольства и превосходства над окружающими, что на всех, особенно на девушек, Пётр Егорович будет всегда взирать сверху вниз. Поэтому столь явная «беготня» великолепного Горевалова за пусть смазливой, но простой и не безупречной репутации студенткой (о репутации Берестовой говорить стали особенно много) привлекала к себе всё большее и большее внимание. Дополнительную остроту ситуации придавало то, что оба молодых человека были в том опасном возрасте, когда отношений «просто так» быть не может. Их обоюдное социальное положение начинающих врачей делало вопрос «создания ячейки общества» само собой напрашивающимся. Если к тому шло, то все хотели знать, почему; если к тому не шло, то и такое «почему» тоже было дико интересно.

Самые дальновидные откровенно завидовали Берестовой. «Большой блат» Горевалова был уже всем известен и сулил самую выгодную партию, какую только можно представить в К… . Менее дальновидные считали, что свадьбой тут не запахнет, что «Петруха» не такой дурак, чтобы осчастливливать такую «профуру», как «Крупская», что та это знает, и, ни на что такое не надеясь, просто «охмуряет» молодого доктора, как охмуряла многих, очень многих до него, что у неё нет никакой материальной выгоды, что «Надюха» просто не может не «трахаться».