Мединститут

«Чёрт, ну кто там ещё… совершенно не хочется никого видеть».

– Да! Войдите.

Дверь учебной комнаты открылась.

XXIV

«Каждый продавец в любом промышленном магазине, я уверена, имеет свою «заначку», разные дефицитные товары, в парфюмерии – косметика, в одежде – готовые платья, даже в мебельном кое-что прячут. Всё для «нужных». Я кому-то из продавцов достала модные сапоги- он уже мой должник: либо мне что-то продаст из-под полы, либо тому, кого я пошлю с запиской»

_{(Советская пресса, февраль 1987 года)}

– Как, вы? – растерялся Аркадий Маркович, увидев в дверях «учебки» Надю Берестову. – Вот неожиданность… гхм…

«Дублёнка», сапоги, сумка «fancy bag» – всё это сильно бросалось в глаза. Духи совсем другие, намного острее и тоньше… Да, по сравнению с ноябрём месяцем она была одета много лучше. Да и выглядела совсем иначе – чёрт, красивая девушка, красиво одета – так и хочется скинуть двадцать лет и начать сумасбродничать напропалую…

– Ты один? – поинтересовалась она, входя. – Временем располагаешь? У меня к тебе разговор…

– По поводу зачёта? Вопрос уже решён. Пётр Егорович вчера приносил мне вашу зачётку, я расписался. С нашей кафедрой у вас всё, долгов нет…

Самарцев не мог не испытывать страшной неловкости, «выкая» своей студентке, когда она очень уверенно называла его на «ты». Но другого способа установить дистанцию он не знал.

– А, поставил уже? Вот спасибо.

– Кстати, поздравляю. Блестящая партия…

– Спасибо.

– Очень эффектный шаг. Не ожидал от вас такого. Умение убить двух зайцев одним разом…

– Я так понимаю, что это ирония? –  неприветливо взглянула Надя из-подлобья. – Намекаешь, что я-  хищница, гоняющаяся за богатенькими женихами? Зря ты так. За Петиком я не гонялась – это он бегал за мной с высунутым языком. Предложение руки и сердца – сугубо его инициатива. Я его к этому не принуждала.

– Насколько мне помнится, вы стояли на самых принципиальных позициях «синего чулка», – язвительно заметил Самарцев.–  Надо же, как резко меняются взгляды…

– Увы, девушкам свойственно выходить замуж, – обезоруживающе улыбнулась Берестова. – Я согласилась. Если это окорбляет в тебе какие-то лучшие чувства, извини. Верить женщинам опасно…

– Нет, всё хорошо. Как меня может оскорбить чужая свадьба? Я давно успешно женат. Ещё раз поздравляю. Спасибо за приглашение, но я прийти не смогу. Дела… Так, что привело вас?

– Я сяду? Ничего, если закурю? Занятия закончились… Прикрой дверь.

Надя, расположившись на стуле, закурила какую-то длинную, с золотым ободком сигарету, закинула ногу за ногу и объяснила, что пришла по сугубо личному делу. Её хороший знакомый, Антон Булгаков, попал недавно в очень неприятную историю, виновницей и участницей которой является сама Надя.

– Ты знаешь, о чём речь. Конечно, мы с ним поступили по-детски. Нельзя было самим оперировать. Сейчас бы я ни за что не позволила бы ему. Хорошо, что хорошо закончилось – для больного…

– Ваше раскаяние запоздалое и неискреннее! – немедленно отпарировал Самарцев. – Такое поведение очень ярко вас обоих характеризует – и вас, и этого безалаберного студента. Это – злостный проступок, совершённый с особой дерзостью и цинизмом, и по головке за такие подвиги не гладят! Ваше счастье, что вы больше не моя студентка…

– И я весьма этому рада, – поспешила согласиться Берестова. – Но я не каяться пришла. Меня беспокоит Антон. Он хотел как лучше, и операция у него хорошо получилась, не хуже, чем у опытного хирурга. Он уже достаточно наказан – Гаприндашвили запретил ему появляться в отделении, не говоря уже о том, чтобы оставить в интернатуре. Женитьба из-за этого расстроилась. Можно сказать, что вся жизнь рухнула…

Самарцев пожал плечами, ядовито улыбнулся, блеснул очками, показывая, что рухнувшая жизнь Антона Булгакова его совершенно не касается.

– В народе говорят – «бог шельму метит», – назидательно заметил он. – Любишь кататься…

– Да. Ты ещё забыл – «suum ciuque», надпись над воротами Освенцима.

– Ну, не нужно утрировать.

– В общем, с одного вола двух шкур не дерут – если уж изъясняться афоризмами. За что ты-то на него так взъелся? Выгонять из института на шестом курсе – тогда, когда диплом уже практически в руках… – повысила голос Берестова, – бесчеловечно и подло…

– Минуту, – жёстко остановил её Аркадий Маркович. – Насколько я понял, вы в недопустимых выражениях пытаетесь обвинить меня в том, что я кого-то там выгоняю из института? Что за бред? Очнитесь! Вопрос исключения из вуза решает ректор!

– А кто подал Булгакова на Бюро курса? Не ты? Кто поставил вопрос о его нахождении в рядах ВЛКСМ?!