Мединститут

В 23.00 они пошли осмотреть ещё раз больного с подозрением на аппендицит.

– Всё-таки, пока не укладывается он в этот диагноз, – озабоченно сообщил Аркадий Маркович, когда они вышли из палаты. – Имеющаяся клиника больше подходит под мезентериальный лимфаденит на фоне толстокишечной диспепсии, не больше. Понаблюдаем ещё. А пока что можно отдохнуть. Условия у нас для этого не самые лучшие, но что-нибудь придумаем.

Несколько смущённо показав, где лежит «дежурный матрац» и сказав, что «студенты успешно обходятся этим», Самарцев удалился. Пообещал прийти за ней, если что-нибудь «интересное будет иметь место». Но прошёл час, другой. Ничего не «имело места», и Берестова всё отчётливее понимала, что на дежурство она явилась совершенно напрасно. От огорчения она начала засыпать.

Вдруг всё волшебно переменилось. В полвторого в дверь учебной комнаты стукнули. Это был Самарцев.

– Просыпайтесь, Надя, – мягко сказал он в приоткрытую дверь. – Всё-таки аппендицит у больного. Сейчас будем оперировать. Я жду вас в ординаторской.

Надя вздохнула, слезла с этих проклятых стульев, быстренько привела себя в порядок и заторопилась в ординаторскую. Аркадий Маркович был уже по-боевому – в старом операционном костюме и шапочке, с марлевой маской, болтающейся под подбородком. Он объявил, что после повторного осмотра больного и по получению результатов новых анализов, убедился в том, что «острый аппендицит более чем вероятен», что «показания к оперативному лечению стопроцентные», что больного уже «подают». Дежурный хирург был оживлён, деятелен и энергичен, точно не глубокая ночь была на дворе.

Надя, преодолевая охватившее её за эти два часа чувство оцепенения, старалась не зевнуть, слушая его объяснения и часто кивала. Честно говоря, ей меньше всего хотелось бы сейчас каких-либо операций. Появилась эта толстая очкастая медсестра, столь некрасиво разговаривавшая с ней. Явилась с предельно ожесточённым выражением лица, коротко бросила себе под нос, что «подали», и, не глядя ни на неё, ни на Самарцева, удалилась.

Дальнейшее с лихвой вознаградило Надю за все начальные неприятности дежурства. Самарцев очень умело и уверенно оперировал, по ходу дела объясняя всё подробнейшим образом. Он держал себя очень терпеливо и предупредительно, убеждая Надю не волноваться, не суетиться, и напоминал собою, скорее, радушного хозяина, показывающего гостю свои владения, а не хирурга, взявшего себе неопытного ассистента.

Берестова так увлеклась, что забыла обо всём на свете. В этот момент для неё не существовало ничего, кроме этой раны, ведущей в таинственные глубины брюшной полости. Появившийся в ней воспалённый аппендикс привёл её в совершенное восхищение – никак не меньшее, чем то, которое испытали герои По, обнаружившие пиратский клад в точно рассчитанном месте.

Являлась она не только зрителем, но и участником. Ассистенция удавалась ей, видимо, хорошо, потому что Самарцев доверил ей самой завязать лигатуру на брыжеечке червеобразного отростка. Надя никогда ещё не делала ничего более важного и ответственного. Пальцы её, те самые пальцы, которые столь легко могли порхать над клавишами рояля, довольно ловко орудовать ниткой, иголкой и швейной машинкой, печатать 600 знаков в минуту и писать крупным, почти каллиграфическим почерком, вдруг налились как варёные сосиски, и стали огромными и неуклюжими. Но Надя справилась. Узел, который долго не получался, затянулся неожиданно легко.

Самарцев похвалил и тут же доверил ей погружение культи отростка в купол слепой кишки. Сделав это с замирающим от счастья сердцем, она почувствовала, что для неё больше нет ничего невозможного!

Операцию завершили довольно быстро, и, завязав последний шов на коже, Надя твёрдо сказала себе, что отныне её место – только у операционного стола и нигде больше.

– Вам понравилась операция? –  осведомился Самарцев, помогая ей развязать узлы халата на спине, когда они вышли в предоперационную. – Вы знаете, мне тоже. Не все операции удаются, к сожалению. Кстати, тут многое, если не всё, зависит от личности ассистента…

Тут с грохотом каталки в операционную заявились эти медбратья – заспанные Булгаков и его хамящая напарница, и Аркадий Маркович не закончил фразы. Потом хирург записывал протокол операции в истории болезни и одновременно диктовал. Надя, сидя рядом, тщательно записывала в операционный журнал. Фразы Аркадия Марковича были короткие, экономные, но очень изящные, облекающие только что проделанную работу в словесные формы. Потом он объяснял, как правильно записать назначения. И в каком ключе они должны быть даны, соотносительно с тяжестью состояния больного и объёма операции.

Положив, таким образом, последний кирпич в только что воздвигнутое здание, Самарцев улыбнулся подкупающе и как-то не по-доцентски.

– Боюсь, что и это ещё не всё. По писанным правилам экстренной хирургии мы с вами, Надя, сделали всё, но и неписанные правила нашей профессии должны соблюдаться столь же свято. Как водится, после трудов праведных… – он слегка замялся, прищурился и чуть раздвинул указательный и большой пальцы.