Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

В уме он разыграл большое представление о сражении человека и дракона, а в конце всё-таки не холодно и не тепло покосился на Сюаньминя внутри повозки.

Сюаньминь, ничего не знавший о картине в его воображении, оказался весьма озадачен косым взглядом.

По характеру он был неизменно бесстрастным и, разумеется, не углублялся в чужие так называемые выразительные взгляды и выражения лица. Он счёл, что этот Старейший в самом деле горит так сильно, что ему никого видеть не по нраву, и, не собираясь подливать масла в огонь, лишь окинул его взглядом и продолжил смотреть за штору.

В некоторой степени это его движение бесспорно как раз подлило масла в огонь в ином смысле.

Сюэ Сянь увидел его выражение, подобное самому холодному зимнему дню, когда мороз крепок и снег даже не думает таять, и тотчас у него неописуемо зачесались руки, так захотелось подраться с ним наяву. Пусть даже он и сам чувствовал, что повод этот на самом деле безоснователен — всё-таки он знал Сюаньминя не первый день, давно пора было привыкнуть к его ни холодному, ни тёплому облику, тому, как он непоколебимо избегает ссор, — но только вот… было не так уж приятно.

Словно истинная ци свободно текла по меридианам и сосудам, но в одном месте вдруг оказалась заблокирована. Никакой тяжёлой болезни или сильной боли, просто слегка нехорошо.

Снова нахлынул внутренний жар. Будто в шторм на реке, он поднимался волна за волной и каждый раз не ослабевал долгое время, словно и вовсе не имел конца.

Раздражающе.

Мужчина с лицом в шрамах натянул поводья, пытаясь направить ведущую лошадь на восточный мост, но без толку — та была ещё беспокойнее Сюэ Сяня, всхрапывала и ржала раз за разом, поворачивалась туда и обратно на краю скалы, но шагнуть вперёд не соглашалась.

— И бить — бил, и заманивать — заманивал, и криком гнать — гнал, что же она никак не хочет ступать вперёд? Раньше ведь такого не было, а! Странно это, — заговорил старик Ли с сомнением, видя происходящее.

— Сегодня управлять особенно трудно. Разве не говорят, что лошади умны? Может, только что она испугалась и ощутила, что дорога впереди довольно опасна, потому и не спешит идти, — ответил мужчина с лицом в шрамах, но всё же похлопал лошадь по загривку, увещевая и принуждая разом, и лишь теперь заставил её неохотно двинуться вперёд.

Колёса медленно покатились, и старик Ли спешно подбежал обратно к своему стоящему экипажу, только выражение его неизвестно отчего было растерянным и обеспокоенным. Перед тем как сесть в повозку, он как раз поднял взгляд и заметил Сюэ Сяня, так что временно взял лицо под контроль и сказал успокаивающе:

— Всё в порядке. Лошадь отказывалась идти, так что немного задержались, но повозка поедет как должно.

Внезапная неприятность в дороге, похоже, вот так и разрешилась. В самом деле хлопотно, но гораздо лучше чем то, чего смутно опасались Цзян Шинин и остальные.

Сюэ Сянь кивнул старику Ли в знак приветствия, а после того, как закрыл дверь, сел, прислонившись к ней и обхватив руками предплечья. Он больше не намеревался изливать жар на Сюаньминя и не заговаривал, выглядя исключительно безучастно.

Мост, которым ехал мужчина с лицом в шрамах, на самом деле был даже немного просторнее, чем разрушенный. Повозки, что тянули лошади с ослом, медленно катились по нему вперёд, и по бокам до края места оставалось ещё с избытком. С виду не так уж и опасно.

С тех пор как ступила на горную дорогу, ведущая лошадь стала вести себя хуже прежнего: она шла, постоянно останавливаясь.

Время от времени впереди слышались разнообразные успокаивающие слова и нагоняи. Ржание теряющих терпение лошадей, скрип катящихся по снегу колёс и редкий свист хлыста смешивались и сливались воедино. Чем глубже в горы они уходили, тем большую тревогу ощущали.

— Действительно ли всё в порядке? Почему я никак не могу успокоиться хоть немного? — Цзян Шинин в повозке сидел прямо-таки как на иголках, лицо его было затянуто тревогой, как свинцовыми тучами, а облик от обычного медлительного отличался так сильно, точно это был вовсе другой человек.

Поволновавшись ещё мгновение, он, похоже, запоздало осознал, что его состояние не вполне логично, и заговорил нерешительно:

— Почему я настолько встревожен с тех пор, как мы въехали в горы?

— Тяжёлая иньская ци, — Сюэ Сянь сказал это исключительно ровно.

Обычно он говорил более или менее окрашенным тоном — либо язвительным, либо насмешливым, богатым на эмоции, выраженные иногда сильно, иногда — совсем нет, но никогда не звучал спокойно.

Такой тон, как сейчас, без каких-либо эмоций, другие слышали от него действительно крайне редко, а потому возникло неописуемое ощущение, что с атмосферой что-то не так.

Цзян Шинин почувствовал, что сейчас ему лучше замолчать и ничего больше не говорить, чтобы не спровоцировать этого Старейшего. Однако краткие, но ёмкие три слова Сюэ Сяня растревожили его ещё сильнее.

Что он назвал тяжёлой иньской ци?

Сюэ Сянь не открывал рта, зато Лу Няньци дотронулся до веток в руках и добавил:

— Если я не путаю, лодочник говорил, что в округе Аньцин землетрясение обрушило гору.