Медные монеты даруют миру покой [огрызок, 93 главы из ???]

Он чуть передвинул фитиль в масляной лампе, сделав освещение немного ярче, вынул из-за пазухи сложенное прежде объявление, развернул его и встряхнул, разравнивая, в свете лампы и стал спокойно рассматривать. Тёплый жёлтый огонёк отбрасывал тени под надбровными дугами, отчего глазные впадины казались чрезвычайно глубокими, переносица — исключительно высокой, а в уголках губ, казалось, проступало нечеловеческое безразличие.

Подперев голову и сощурившись, Сюэ Сянь на какое-то время задержал на нём нечитаемый взгляд и заговорил вдруг:

— Святоша?

Сюаньминь не слышал его целую вечность, прежде чем отозвался глубоким голосом, не поднимая головы:

— М?

Сюэ Сянь приподнял брови и спросил:

— Человек на этом плакате всё же ты или нет?

Молчание.

Вопрос действительно был довольно прямым, однако он в самом деле соответствовал его прямолинейному бесхитростному характеру.

Он видел, как Сюаньминь положил объявление, что держал в руках, на стол, слегка придавил кончиком пальца один из уголков, повернул голову и окинул его взглядом, как будто размышляя, как ответить, и, видимо, не намереваясь рассказывать подробно.

С тех пор как Святоша поднял его в семейной лечебнице Цзянов, в действительности прошло совсем немного времени, однако, — вероятно, оттого, что они пережили вместе не самые простые события, — промежуток этот очень растянулся, вплоть до того, что порой у него даже возникало обманчивое ощущение, словно они знакомы уже очень давно и хорошо знают друг друга.

На самом деле Сюэ Сянь видел, что Сюаньминь — человек очень осторожный и закрытый. Они были знакомы вот уже сколько, но Сюаньминь обходил молчанием всё, что касалось его самого. Возможно, это было обусловлено его врождённым складом, а может быть, стало результатом потери памяти. Когда Сюэ Сянь проявлял благоразумие, он всё же умел понять.

Если говорить со всей искренностью, если бы он сам утратил значительную часть воспоминаний, то, вероятно, никому бы не отвечал и никому бы не верил. Перевернул бы небо и землю, но прежде всего вернул бы все потерянные воспоминания, и любому, кто бы встал у него на пути, не поздоровилось бы.

Однако в настоящий момент ситуация была особенной; в конце концов, сейчас они были попутчиками, можно сказать, кузнечиками, связанными одной верёвкой. Если Сюаньминь не имел никакого отношения к человеку на объявлении, тогда справиться можно было одним способом, если имел — уже другим. Всё-таки следовало подготовиться, нельзя было просто ждать, что проблемы постучатся в дверь.

— Вот что, Святоша, давай заключим честную сделку. Как тебе такое? — с серьёзным видом сказал Сюэ Сянь.

Так себе. Это злобное создание не походило на того, кто понимает, что такое честность.

Сюаньминь так и не поднял головы, продолжая смотреть на объявление, и не заговорил, чтобы высказаться против: всё же если Сюэ Сянь действительно хотел что-то сделать, чужим мнением он интересовался чисто символически, возражения не имели никакого значения.

Сюэ Сянь увидел, что он всем своим видом выражает: «Ты говори, а я, так уж и быть, возьму на себя труд послушать», и продолжил:

— Мы оба не знаем сути и основы дела, если навлечём на себя неприятности, справиться с ними будет затруднительно…

Сюаньминь наконец скользнул по нему взглядом, кажется, впервые услышав, как он спокойно и сдержанно говорит разумные слова.

— Зададим друг другу вопросы, которые считаем важными. Если я спрошу тебя и ты дашь ответ, тогда я должен буду ответить на один твой вопрос; если ты не сможешь или не захочешь ответить, тогда ты дашь мне кусочек серебра. Ну как? — Сюэ Сянь прищурился с видом «смотри, разве я не исключительно благоразумен?».

Сюаньминь вмиг попросту растерял все слова.

Как ловко ты ведёшь дела, а. Проделывать такой трюк с человеком, у которого, как прекрасно знаешь, провал в памяти. «Не можешь ответить — давай серебро», — какие уж тут расспросы о сути дела, это просто-напросто очевидное вымогательство.

— …Лучше бы взял напрямик, — равнодушно заговорил Сюаньминь, нащупал всё серебро в потайном мешочке и быстро и ловко бросил его на кровать.

Сюэ Сянь прикусил кончик языка и, повернув руку ладонью вверх, поймал его и взвесил, затем сказал:

— Ладно, я не наживаюсь на тебе, сыграем иначе.

Выдающийся возвышенный буддийский монах — это именно что выдающийся возвышенный буддийский монах, облик его выказывал, что он смотрит на богатство как на грязь. Бросив всё серебро, Сюаньминь больше не обращал на Сюэ Сяня внимания, всё так же отвернувшись и продолжая рассматривать объявление.

Сюэ Сянь, этот Старейший, хлопнул по спинке кровати и сказал недовольно:

— Посмотри на меня, я серьёзен на этот раз.

Вид, с которым он лениво угнездился, должно быть, казался Сюаньминю довольно-таки ранящим глаз, и он ответил, не поднимая головы:

— Говори.