– Поэтому мы и приехали сюда из Нью-Йорка. Тут есть могилы праведников, – объяснила она. (Она не сказала: «Этот совет нам дал раввин моего мужа. Не спешить с разводом, пока не съездим в Город праведников. Вдруг поможет? Еще он порекомендовал мне устроиться банщицей в микву, на добровольных началах. Вроде бы это известное средство от бесплодия».)
– С Божьей помощью все образуется, – сказал Бен-Цук.
– Жарко тут, – кивнула она.
– Да, – согласился он. – На женской половине прохладнее. Пойдем, я все тебе покажу.
Они прошли на женскую половину (дверь, чтобы не оказаться наедине с ней в закрытом помещении, он оставил широко распахнутой); он показал ей скамьи, окна, раздевалки, душевые и рассказал, что военные арестовали Ноама и ему волей-неволей пришлось самому строить микву.
– Все это сделал ты? – поразилась она. – Здорово!
– Ну, не все, – потупился он. – Фундамент заложил подрядчик, Ноам. Так что это наша совместная работа.
– Все равно ты молодец, Мошик. Это самая красивая миква из всех, что я видела. Не самая большая, не самая роскошная, но самая красивая. Видно, что ты вложил в стройку душу.
– Спасибо, – поблагодарил он, а про себя подумал, что за последние недели так и не сумел объяснить Менухе, что унизительное задание, полученное им от Данино, он удивительным образом воспринял как некую миссию. «Заканчивай там поскорей и возвращайся в мэрию, – каждый день пилила она его. – Пока кто-нибудь не занял твое место».
– Ты даже полотенца разложил, – восхитилась Айелет, глядя на полки. – Ничего не забыл.
– Да, я хотел, чтобы здесь было удобно работать. Не обязательно тебе… Той, кто… Я же не знал, что это будешь ты… – пролепетал он и испугался. Ничего не изменилось. Эта женщина по-прежнему сводила его с ума. Его страх разлетелся по микве и, отразившись от стен, вернулся к нему многоголосым эхом. Айелет понимающе ему улыбнулась, а подувший из окна ветерок донес до него знакомый запах. Ее запах… Он почувствовал, что еще немного, и он не выдержит: сорвет у нее с головы платок, зароется лицом в змеиный клубок ее каштановых волос и будет дышать ими, пока не задохнется. Бен-Цук вздрогнул и быстрым шагом направился к выходу. Бежать! Бежать от нее! Как можно дальше!
На улице они остановились на безопасном расстоянии друг от друга и огляделись. Кроме двух старушек на автобусной остановке – тех же, что Бен-Цук видел, приехав сюда впервые, – вокруг не было ни души. Бушевала весна. В палисадниках цвели маки и миндаль. В поисках нектара порхали бабочки и жужжали пчелы.
– Тебе говорили, что это квартал новых репатриантов? – спросил он.
– Да.
– Возможно, пройдет некоторое время, пока появятся первые посетители. Придется тебе поскучать.
– Не волнуйся, у меня есть псалтырь. – Она показала ему книжечку с лирой на обложке.
– «…И Тору Его изучает он днем и ночью», – процитировал Бен-Цук. – Лучше этой книги нет.
– «Ибо от каждой беды Он спасал меня», – подхватила Айелет.
– Запиши мой телефон, – сказал он. – Будут проблемы, звони.
– Постараюсь тебя не беспокоить.
– Ладно. Ну пока? – Он почувствовал, что его ноги приросли к земле.
– Всего хорошего.
– Всего хорошего, – ответил он и ушел. Это стоило ему огромного труда.
И вот он снова летел на ее зов. Услышав по телефону ее голос, он и обрадовался, и испугался.
– У меня проблема, – сказала она. – Можешь приехать?
«Мошик, – вяло пытался он внушить себе, – ты не обязан это делать. Пошли туда кого-нибудь другого. У тебя еще есть шанс спастись…»
– Катя! – возбужденно, как вернувшийся с баскетбольного матча мальчишка, крикнул Антон, вбегая в дом. Вместе с ним в помещение ворвался пряный аромат цветущих растений, и Катя чихнула. – Котик! Я сейчас такое тебе расскажу – ты обалдеешь!
– Что случилось? – спросила она, утирая нос, и добавила: – Чаю хочешь?
– Чаю? – захохотал Антон. – Революционеры не пьют чай!
– Революционеры?
– Именно! – Антон подошел к бару со спиртным. – Сегодня в еврейской стране наконец-то кое-что произошло!
– Ты поставил Шпильману детский мат?
– Ха! – Он разлил по рюмкам коньяк. – Подожди. Сейчас расскажу. Терпение!
– Антон, если ты не заметил, я уже давно жду.
– Жалко, Котик, что тебя там не было…
Катя уперла руки в боки – явный признак того, что она готова взорваться, – и он приступил к рассказу:
– В общем, сегодня в десять утра подходим мы к клубу. Все члены шахматной лиги. На входе стоит какая-то женщина и нас не пускает. Я ей говорю: так, мол, и так, мы в клуб. Но она по-русски – ни бум-бум. Знай себе лопочет что-то на иврите. Ребята, конечно, расстроились и собрались уже поворачивать назад, но тут Никита – нет, представляешь, Никита! – влез на валун, как Ленин на броневик, и толкнул речугу!
– Что же он сказал?