Медсанбат

— Да что вы, хлопцы, куда бежать, — сказал Симко. — Мы смирные. Да и нога у кореша болит.

— Да смилуйтесь, — вмешалась хозяйка. — Пусть на полу переночуют.

— Ну ладно, — сказал старший полицай. — Только уговор: по нужде на улицу выходить по одному. Один убежит — другого прикончим. Один у нас будет вроде заложника.

Ночью, когда полицаи всхрапнули, Криничко вышел, за ним, чуть спустя, Симко.

Один полицай, оказывается, проснулся и разбудил второго криком:

— Убежали! Убежали!

Сначала пробирались вдвоем... Потом их стало одиннадцать. Днем прятались в лесах, кустарнике, кукурузе. Обходили большие дороги, по которым проносились черные немецкие машины, тянулась артиллерия и танки.

У самой линии фронта к ним прибилось еще четыре красноармейца.

Криничко верил людям, шагавшим рядом с ним. А они верили ему. И он вывел их. Но не сразу ему поверило командование. Направили сначала в ополчение под Кременчуг. А оттуда командировали на формирование танкового маршевого батальона, комиссаром. Ранение. Госпиталь. Новая служба — в медсанбате.

И вот он снова в окружении.

6

Первые два штыка земли Аленке Шубиной помогла снять водители. А дальше окоп в полный рост она выкопала сама. Сложила на бруствер гранаты, наломала веток и воткнула их впереди и по бокам, дно окопа застелила соломой. Отсюда поле просматривалось до самого чахлого кустарника, дальше шел, редкий лес. Оборона выбрана удачно, село раскинулось на возвышенности. Да и избы рядом, можно и погреться, если лейтенант прикажет бодрствовать всю ночь. Но ей, конечно, поблажки не даст: что скажут другие? Да она и сама против этого. Ей только очень хотелось, чтобы он на минуту заглянул к ней. Неужели за заботами он так и не вспомнит о ней? У него, наверное, все мысли устремлены к одному —как отразить немцев, как отстоять оборону села. А будут ли они, эти немцы?

Аленке почему-то казалось, что они находятся на учениях.

Она оставила карабин и по ходу сообщения, если можно было так назвать неглубокую в снегу тропинку, пригнувшись, пошла к Анке Широкой.

— Может, помочь? — спросила она и стала забрасывать снегом черную рассыпанную землю над бруствером.

— Нет, я сама управлюсь, лучше помоги Миле Абрамовне или Снегиревой.

— Я туда не пойду, а то от лейтенанта перепадет на орехи, что оставила окоп. Больно сердит он сегодня.

— Ты его боишься?

— В такой обстановке он очень строг...

— Ну, вот и я с этим проклятым окопом управилась! — Анка, откинувшись на стенку окопа, стала, щурясь, смотреть в небо.

— Ты что там ищешь?

— Хочу увидеть, как загораются звезды. Скоро появится большая, ее Венерой зовут, — и она ткнула пальцем в небо. — Красивая звезда, словно переливается зеленоватым светом. Она раньше всех загорается.

Рано ты ищешь звезды. Еще больше часа до захода солнца.

— Я не ищу, просто так смотрю. Интересно, как там, на планетах, тоже воюют?

— Нет, там, наверное, гитлеры давно перевелись. У нас тоже после Гитлера войн не будет.

— Ну ладно, Алена, иди в свой окоп.

— Чего гонишь? Вдвоем же веселей. Одной в окопе скучно.

— Увидит твой лейтенант — обеим влетит. Вот он, кажется по траншее идет.

— Немцы! — крикнула Аленка и, пригнувшись, побежала в свой окоп.

Не так Анка Широкая представляла себе наступление.

Лейтенант остановился у окопа Широкой, стал смотреть в бинокль, который подарил ему месяц назад Иван Копейкин. Где-то среди брошенных немецких машин нашел.

«Ох, скрыться бы, — думал Шевченко, — Замаскироваться. Это головной донор. Пропустить, а потом ударить внезапно по грузовикам. После разведки, конечно, пойдут главные силы. Что предпримет командир химроты? И не посоветуешься. Телефонной связи нет. Придется послать Копейкина, чтобы пропустили мотоциклистов. Еще можно ускользнуть, а потом выйти на дорогу и ударить.»

И тут же услышал стрельбу.

— Смотрите, смотрите, как химики их лупят! Товарищ лейтенант! Видите? Немцы бегут!

— Эх, Анка, Анка! Это же головной донор, — хмуро отметил лейтенант. — Мы только обнаружили себя.

Лейтенант выругался про себя. Что вид немцев парализовал сообразительность старшего лейтенанта, отнял рассудок? Ну, что же он?! Это самое страшное на войне.

А бойцы ликовали: «Бегут! Бегут!»

Откуда-то, словно из-под земли, вынырнул комбат.

— Смотри, лейтенант! Химики-то как ударили! Мы тоже не должны подкачать!

— Это их головной донор,

— Ну и что же? Пусть думают, что нас много, может, не сунутся. А там и стрелковые подразделения подойдут.

«Сказано, гражданский человек, — подумал Шевченко, — По его логике, мы должны демаскировать себя, создавать видимость, что нас много. Наоборот, надо, чтобы немец как можно меньше знал о нас. Теперь их наблюдатели во все глаза за нами смотреть будут. А может, и разведку боем проведут».

Собственно, что думать за противника. Он соображает сейчас, как нас смять.

Прибежал Криничко. Он такого же мнения: надо было пропустить мотоциклистов, а затем внезапно ударить. Комиссар уже побывал у химиков и разъяснил, старшему лейтенанту, что он поспешил.

— Хорошо, что еще не побежали... Все-таки, наверное, десяток немцев уложили.

Шевченко сказал: