Медсанбат

— Это и моя вина. Не проинструктировал как следует старшего лейтенанта. Человек с гражданки. Сказано, бухгалтер!

Шевченко приказал командиру роты химиков явиться к нему. Он прибежал быстро, едва отдышался.

Выглядел старший лейтенант по-прежнему, но тут же Шевченко отметил, командир роты изменился. Встретив взгляд лейтенанта, он не сконфузился, в нем проступала уверенность. Сказано, обстрелянный. Его рота не потеряла ни одного человека. А там думайте, как хотите.

И лейтенант, собиравшийся, как говорится, снять стружку, пожал ему руку. Травинский тоже похлопал его по плечу: мол, что ни говори, молодец!

— Знаю, надо было пропустить немцев, но так уж получилось!

— Ну, теперь держитесь. Главное, без паники. Ибо вы откроете фланг и поставите весь батальон под удар.

— Теперь не побегут. Обстрелялись! — Он улыбнулся. Улыбка преобразила старшего лейтенанта. Лицо стало ребячливым.

— Товарищ комбат, — обратилась Людмила Лебедь. — Там двое саней с ранеными прибыли.

— Вот те на: и раненых лечи, и оборону держи, — сказал Травинский. — Я пойду к ним. Срочно пришлите ко мне Горяинова.

7

Зимнее, красное, как будто разбухшее, солнце скатывалось к горизонту. Вдруг Аленка Шубина услышала такой гул, словно земля охнула от невыносимой боли. Снаряды рвались впереди, у ложных окопов.

«Потом, наверное, будут стрелять по нас и по селу», — подумала она.

Аленка приподнялась на локтях, хотела посмотреть вперед, но не увидела ничего, а услышала, как закричал сержант Фролов

— Не высовываться! Не демаскировать!

— Да я хотела посмотреть, где немцы.

— Скоро увидишь, малышка.

Аленка все-таки чуть-чуть поднялась на носках и увидела, как по нолю, прямо на ложные окопы, шли три танка. Они ползли по лощине медленно, словно сознавали свою несокрушимость. И глубокий снег им не помеха. Машины были разрисованы под цвет леса, и едва различались желтоватые кресты на боках, но зато резко выделялись длинные, с тяжелыми набалдашниками дульного тормоза стволы пушек. Аленка увидела и черные фигуры немецких солдат. Они были примерно в километре от наших окопов. Аленка знала, что у них зеленоватые шинели, такого же цвета рогатые каски, но сейчас они казались ей черными. Они издали строчили из автоматов по ложным окопам.

«Потом пойдут сюда, — нервничая, думала Аленка. — Неужели здесь вот так придется умереть?»

Аленка ощутила неприятную дрожь и озноб. Раздался взрыв со страшным треском и пламенем. И все это впереди. Противник пока вел огонь по ложной позиции.

«Ах, какой молодец Павлуша! — вдруг улыбнулась Аленка, — Он все предугадал».

Аленка немного успокоилась, дрожь прошла, только уши по-прежнему чутко воспринимали разрывы.

Противник достиг ложных позиций и, не останавливаясь, двинулся на наши окопы.

— Аленка, тебе не страшно? — услышала голос Анки Широкой.

— Так, немножко... чуть-чуть!

— Вот что значит обстрелянная. А меня мандраж берет, коленки дрожат. Ничего не могу поделать с собой!

— Без команды не стрелять! — услышала Аленка.

И тут же до них донесся повелительный окрик:

— Ты куда? Пристрелю! Ни шагу назад!

— На кого это он, Анна?

— Да кто-то из водителей хотел зад показать! Длинный, худой. Агеев, что ли?

У окопов с воем шлепались тяжелые мины. Аленка заметила, как с одного танка, который двигался на ее окоп, соскочило человек десять.

Медсанбат и химрота открыли стрельбу.

— Приготовить бутылки с горючей смесью! — донеслось до Аленки.

Запахло бензином, у кого-то разбилась бутылка.

— Укокошила! — вдруг закричала Анка Широкая. — Одного укокошила! Так и лежи, проклятый!

А танк приближался к Аленке.

«Придется опуститься на дно окопа, — лихорадочно думала Аленка, — тогда танк пройдет мимо и не заденет меня. Но тогда пехота прикончит. Нет, надо что-то другое придумать. Но что?! А он, как очумелый, прямо на меня прет! Что, одна я грешная, что решил со мной рассчитаться?»

Губы у нее вздрагивали, вот-вот заплачет от злости. В глазах поплыли круги.

«Не раздавил бы! Не раздавил бы!»

А танк приближался, постукивая отполированными гусеницами, пуская белые облачка перегоревшей солярки.

В голове шумело, огненная точка в затылке разрасталась. На какой-то миг она вдруг обо всем забыла.

Немцы теперь уже шли во весь рост, в зеленых шинелях и касках, сдвинутых на затылок, с автоматами.

Рядом ойкнула Анка Широкая:

— Сволочь, ключицу задел!

Снова ударили залпы. Немцы то падали, то снова поднимались и бежали за танком. Аленка переполнилась яростью — неуемною, лютою. «Ага, убить меня решили! А я жива! Жива еще!» Она со всего размаха бросила гранату. Но граната, не долетев до танка, разорвалась. Танк все ближе и ближе. Гусеница танка смела бруствер. Аленка, казалось, уже спокойно глядела, как движется над ней танк. Она наспех протерла запорошенные снегом глаза и бросила гранату туда, где двигалась пехота.

— Ага! — обрадовалась Аленка и, поняв, что немцы залегли, снова метнула гранату.— Получайте, гады!