Шевченко взял листовку. На маленьком листке он прочитал: «Дорогие бойцы и командиры Красной Армии! Бойцы легендарной 30-й армии не оставят вас в беде. Держитесь стойко. Бейте врага в окружении!»
«Значит, о нашем окружении уже известно в штабе фронта, коль листовки появились».
Лейтенант думал о том, что местность у села позволит какое-то время продержаться. Во всяком случае, до ночи. Внутренний голос как бы подсказывал ему: «Скорее закрепляйся. Вы, только, вы, можете прикрыть с тыла. Других войск здесь пока нет, и трудно сказать, когда будут». Конечно, надо сделать так, чтобы враг всюду получал отпор! Но медсанбат призван лечить раненых, а не держать оборону. И не побегут ли девчата, как зайцы, увидев танки? Это в бою самое страшное. Не лучше ли сейчас отойти в глубокий лес и там скрыться, затеряться? А кто раненых будет принимать? А как быть с автомашинами? Да и приказа нет передислоцироваться. Нот, только окопаться и держаться до прихода стрелковых подразделений.
Со всех ног к лейтенанту подбежал Копейкин. Полы шинели заткнуты за пояс, шапка развязана.
— Товарищ лейтенант!
— Красноармеец Копейкин, отставить! — зычно остановил его Шевченко. — Приведите себя в порядок!
Эх, нелегко командиру поддерживать дисциплину в любой обстановке, а надо.
Когда Копейкин подвязал шапку-ушанку и оправил полы шинели, Шевченко сказал:
— Докладывайте, красноармеец Копейкин!
— Товарищ лейтенант! Там пришел пацан из соседней деревни, сказывает, туда немцы вошли.
Лейтенант развернул карту.
— В Гречишкине немцы?!
— Да, да, — закивал головой Копейкин.
«Вот и тебе, Копейкин, придется взяться за карабин», — подумал Шевченко, вспоминая разговор бойца в теплушке, когда ехали на фронт.
Давая команду рыть окопы, строить огневую и ложную позиции, лейтенант еще думал, может, обойдется, может, подойдут стрелковые части и примут здесь бой, заняв их рубеж, а они отойдут вглубь и развернутся для приема раненых. Было ясно: медсанбату и химикам одним придется принять бой. Так сложились обстоятельства, и ничего не поделаешь. Об этом Шевченко говорил еще на занятиях в военных лагерях. Сейчас чутье подсказывало, стрелковый батальон вовремя не подойдет.
— Передайте об этом Травинскому.
— Я ему уже доложил, он к вам послал.
— Ну, тогда вступай в должность связного.
— А может, я лучше стрелком в первые окопы?
— Отставить разговоры!
— Есть быть связным!
Шевченко уже как бы видел противника, который, преодолев десять-пятнадцать километров незащищенной полосы, не остановится и пойдет дальше, разведав нашу оборону, попытается ворваться в село или обойти с флангов. У медсанбата нет резерва. Чем он усилит то место, куда ударят фашисты? Придется снимать с других участков.
А тем временем он там и ударит. Немец не дурак. Драться! До последнего вздоха драться! А пока есть время, надо готовиться к бою. Эх, самим бы атаковать противника! Но какими силами? Да и выводить отсюда медсанбат и роту химиков опасно.
Шевченко приказал старшему лейтенанту, командовавшему ротой химиков, прибыть на стык подразделений.
— Ох уж этот сухой паек, — услышал, лейтенант голос Широкой. — Вроде и не было обеда. Как только дотянуть до ужина?
Копейкин чуть отстал и посоветовал Анке:
— Ты сухарей не жуй, а кусками глотай. Тогда они будут медленно разбухать, и есть долго не захочется.
— Спасибо за совет, при случае воспользуюсь.
5
Какие только мысли не приходили в голову капитана Криничко, пока он возвращался из штаба дивизии. Он понял, что там паника. Командир дивизии растерялся. С одной стороны, ему приказано, несмотря на окружение, наступать и брать новые населенные пункты, с другой стороны, он понимал, что наступать сейчас нет никакого резона, пока не будет разорвано кольцо окружения. Его соединение только успело занять позиции дивизии, которая должна была отойти на формирование. Тылы растянулись. Часть полковых подразделений оказалась оторванной.
Криничко вспомнились слова комиссара дивизии: «В окружении действуйте более самостоятельно. Умейте быстро передвинуться, свернуться, а может быть, и самостоятельно с оружием дайте отпор. Ничего не поделаешь окружение. А главное — берегите людей».
На долю капитана Криничко выпало еще одно окружение. Но то было лето. А сейчас лютая зима.
Вспомнился приморский город. Не сразу он пал. И тогда, когда в городе были немцы, горстка бойцов и командиров, забравшись в окопы, сделанные в береговом ракушечнике, вела бои. Надежда была на то, что за ними придут суда и вывезут. На третий день утром, когда еще не рассеялся туман, подошли катера. «Ура! Ура! За нами пришли!» — раздались возгласы, и бойцы стали выбираться на берег. Но радость была преждевременной: по ним ударили прямой наводкой немецкие пушки. Со стороны моря бойцы оказались уязвимыми.
Как только скрылись катера, наступило горькое затишье, больше половины бойцов и командиров погибло.
В братской могиле здесь были похоронены пятьдесят семь человек.
Постояли молча, опустив головы, разошлись.