Но после того, как Марину внесли в избу, лицо сразу посерело. Она широко открывает глаза и с последним проблеском сознания смотрит на Асю.
— Где же Алла Корнеевна?
— Сейчас придет, Маринушка.
Голова валится набок. Ася дотягивается до ее руки, пульс не прослушивается. Марина лежит неподвижно. Тяжелая болезнь сделала свое. Конец. Марина сгорела как восковая свечка.
Ася надрывно заплакала.
На второй день в тягостном молчании хоронили Марину Додонову. Могилу выкопали недалеко от реки.
— Пусть вечным памятником ей будут лес и речные разливы, — сказал Комаревич. — Она очень любила природу.
Падал густой снег и ложился прямо в могилу. Девчата громко плакали. Шевченко едва сдерживал слезы...
40
Стрелковая дивизия, пополнившаяся свежими маршевыми ротами прямо на поле боя, отошла на отдых. В медсанбате, наконец, появился начсандив, и скоро стало известно, что через несколько дней батальону предстоят передислоцироваться не на двадцать-тридцать километров, как бывало раньше, а значительно дальше. Дивизия выходила из подчинения армии. Карантин с батальона снят.
Первого, кого вызвали к начсандиву, был лейтенант Шевченко. Там же сидел, задумавшись, комбат Травинский.
— Сколько автомашин у тебя на приколе? — серьезно спросил начсандив.
— Одна.
— Одна?! — Кривая усмешка тронула его тонкие бескровные губы. — Молодец! А в автотранспортной роте только половина транспорта на ходу. Ты смотри не хвастайся, а то еще пяток отберут!
— Но у нас и так не укомплектован штат. По списку четырнадцать, — вмешался Травинский.
«Значит, ждать новых автомашин нечего, — сокрушался Шевченко, — коль авторота дивизии не пополнилась ни одним новым: автомобилем. А мы надеялись».
— Все-таки посадите батальон на машины?
Лейтенант задумался.
— Всех раненых срочно определите в госпиталь, а кто выздоравливает — в санроты полков. Завтра съездите на армейский склад, получите материал для обивки кузовов. Только долго не возитесь с этим делом. Команда на передислокацию может поступить в любое время.
— Всех не посадим. Имущества много, — сказал Шевченко.
— Что, у вас уже трофеи завелись?
— Да нет , — ответил командир батальона.
— Сколько просить машин из автороты?
— Семь, — отрезал Травинский.
— Семь не дадут, а две-три постараюсь выбить. А не дадут — санитаров и медсестер отправляйте пешим ходом... Да, у вас на излечении Шубина. Разведчики ее заждались. Можете поздравить, медалью «За отвагу» награждена.
— Мы знаем, — улыбнулся Травинский.
— А как со здоровьем?
— Еще подлечиться надо, — ответил комбат. — Может, в госпиталь направить?
«Хочет избавиться, — подумал Шевченко, — После госпиталя ведь в свою дивизию не попадет».
— Ну, смотрите, в госпиталь, так в госпиталь. Только завтра направьте ее в штаб дивизии. Командующий армией ей будет вручать награды. И вашего Горяинова Красной Звездой наградили. Можете поздравить. Он тоже должен быть в штабе дивизии.
Травинский сделал удивленные глаза..
— Мне можно идти? — поднялся Шевченко.
— Идите!
Как только за Шевченко закрылась дверь, Травинский сказал:
— Нескладно как-то получается: Горяинов не повинуется, бросает костодержатель в комбата, а его награждают правительственной наградой. Здорово! Это что, работа «окруженца»? И следователя завели в заблуждение.
— Слушай, Анатолий Львович! Я думал, ты умный человек. За такого хирурга, как Горяинов, я трех комбатов могу отдать. И капитана Криничко больше «окруженцем» не называй. Не его вина, что он в окружении очутился. Это трагедия многих. Понял? За твое только поведение с водителем Судаковым тебя можно отдать под трибунал. Понял?!
Травинский покраснел. «Уже донесли. Наверное, работа Криничко. А может, Шевченко? Заодно действуют. Но ничего, будет и на моей улице праздник! Я им этого не прощу!»
— Судаков разбил лучшую автомашину! Да и с ним самим еще надо разобраться. Судимость имеет...
— Вот-вот, разобраться... А комбат разобрался, сколько часов этот водитель Судаков был за рулем? А? И меньше пей.
— «Наркомовскую» норму. Пятьдесят граммов...
— Знаю я твою норму... Смотри, плохо кончишь.
Начсандив поднялся.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Колонна готовилась к маршу. Слышался грохот котелков, звон оружия. Тихо разговаривали. Не видно было одного огонька, хотя большинство мужчин курили. Наконец, вспыхнули тусклые подфарники, и тотчас же заскрежетали стартеры, фыркнули моторы. Автомашины стали медленно выруливать и выстраиваться в колонну. Потом осторожно, медленно двинулись по расчищенной от снега дороге.
Шевченко ехал в первой машине. Так приказал Травинский. Последней шла полуторка помкомвзвода Фролова.
У лейтенанта почему-то щемило сердце. Казалось бы, отчего? Ну, не посадил он весь батальон на автомашины. Дополнительно никакого транспорта из автороты дивизии так и не получили. На месте осталась небольшая группа медперсонала и имущества машины на три. Что ж тут такого, завтра пошлет четыре машины. А может, так тревожно, что полуторки идут с перегрузкой и в любой момент может что-то отказать, сломаться. И тогда придется их тащить на буксирах. Все резервы запчастей и агрегатов почти израсходовали.