— Командиров прошу ко мне! — произнес майор. И когда его окружили двенадцать командиров, он сказал: — Последняя надежда у нас лопнула. Никакие корабли за нами не придут. Это факт! С наступлением темноты будем группами пробиваться к своим.
А ночью, когда они выбирались из окружения, случилось самое страшное: на Криничко и его товарищей набросились немцы.
— Хальт! Хенде хох! — раздалось со всех сторон.
«Все. Плен!»
«Ничего, — подбадривал его майор. — Не падай духом. Сбежим! Входи в роль повозочного. Ясно? А я повар!»
— Шнель! Шнель!
Утром их погнали на вокзал и втолкнули в товарный вагон.
Каждому бросили по брикету пшенной каши.
— Что за пополнение? — захныкал толстячок. — И так дышать нечем. Как сельдей в бочке!
— Терпи, папаша, атаманом будешь!
— Хоть бы, сволочи, воды дали на дорогу.
— Хорошо, хоть пшенку дали да две параши на вагон. А снаружи уже набрасывали засов.
— Куда же они нас?
— Может, в самую Германию?
— Да мы же в дороге передохнем.
— Надо было лучше драться!
— А сам-то ты как сюда попал? Штык в землю?!
— Меня контузило...
Эшелон тронулся.
— Будем, товарищи, готовиться к побегу, — сказал майор.
— Вы что! — простонал толстячок. — Погубите себя и нас. Узнают немцы, всех расстреляют!
— Заткнись, гад! — сказал Симко, который попал в плен вместе с капитаном. — Через таких, как ты, подлецов, могут и дознаться.
— Свяжите его, заткните глотку и под нары! — крикнул Криничко. — У кого есть нож?
— У меня маленький, перочинный, — ответил Симко.
— И у меня. Я припрятал, только что это за нож...
— Да, ими только хлеб резать. Но ничего не поделаешь. Будем резать пол.
— Этими ножами?!
— Другого выхода у нас нет.
И резали. Вернее, отколупывали по маленькому кусочку. Три часа не прекращалась работа. Но эта затея оказалась напрасной, у прорезанной дыры нащупали металлический швеллер.
Майор предложил прорезать дыру у двери, чтобы откинуть засов. Стенка вагона значительно тоньше, чем пол.
Опасно, конечно, но другого выхода нет. Никто не спал. Успеют ли до утра? Утром могут обнаружить, и тогда… Каждый понимал, на какой риск пошли. Вот-вот покажется солнце. А еще резать и резать... А состав встревоженно рвется вперед, отстукивая полосами километры. Опережая его бег, летели тревожно мысли у Криничко: что ждет этих людей? Теперь немцы не простят, увидев их ночную работу... Пленный. Разве так он представлял войну! Уже поднялось солнце, когда, наконец, появилось маленькое отверстие. Все облегченно вздохнули. Все же наметился, хоть и маленький, но путь к свободе. Вот уже можно и руку просунуть. Майор пытается достать засов. Нет, надо еще резать, не пролазит рука.
В вагоне тишина. Только лязгают буфера да скрипят доски вагонной обшивки. Хорошо, как говорится, что в точку пополи — там и надо было вырезать отверстие, С трудом отбросили засов и раздвинули вагонную дверь. В ее квадрат врывается свежий утренний ветер. Свобода! Но каждый понимал, это только первый шаг к свободе.
— Товарищи, сбор вон в том лесочке, что виднеется вдали, — сказал майор.
— А что с этим связанным?
— Смерть предателю! — произнесли десятки людей.
— Да пускай остается в вагоне. Поработает в Германии, умнее будет.
— И то правда.
Поезд набирал скорость.
Криничко кубарем полетел под откос. Упал на что-то твердое. Почувствовал страшную боль в ноге.
Охрана заметила прыгавших из вагона пленных. Застрочил пулемет.
Скорее в кукурузу! Огнем горит нога, теперь не уйти. Присел, а подняться не смог.
— Что с вами? — над ним склонился Симко.
— Ногу подвернул...
— Сильно? Давайте я вас понесу.
В лесу, на указанном мосте сбора, не нашли никого. Где майор? Где красноармейцы, вырвавшиеся из плена? Не все же они погибли? Может, изменили маршрут, пока они добирались. Заснуть нельзя — болит нога, ноет бок.
На третий день в намоченном пункте они нарвались на засаду. На повозке их доставили в село. Полицай отвел их в большой рубленый дом. Во дворе старик что-то тесал. Хозяйка хлопотала в летной кухне.
Их отвели под навес.
Пришли еще два полицая. Хозяйка подала им на сколоченный под грушей стол огурцы, помидоры, вареные яйца, наваристый борщ. Поставила бутыль самогону.
«Влипли, — думал Криничко. — Надо было вдвоем с Симко пробираться на восток».
Плюгавенький полицай поднес им две винтовки:
— Возьмите и почистьте!
— Господин полицай, — сказал Криничко, — Я не умею винтовку разобрать. Я больше с лошадями. Повозочный, значит, я.
— Врешь, сука! — замахнулся полицайчик, но не ударил.
— Вот крест, в жизни не разбирал. Вы бы мне другую работку дали. Дрова рубить или косить, молотить.
— Я за него почищу, —отозвался Симко. — Ну что вы к нему пристали?
— Ты, может, уже командир?
— Да что вы, хлопцы, я первый год на службе. Разве по мне не видно? Сумской я.
— А чего сбежал?
— Все бежали — и я за компанию.
— Ну, иди, руби дрова, — обратился полицай к Криничко, — Только не вздумай бежать. Твой бег окончится быстро. А так поедешь в Германию работать. А если коммунист — к всевышнему пустят.
Все-таки их накормили.
— Ночевать будете в подполье. Чтоб вас не сторожить, а то, чего доброго, еще бежать вздумаете.