Медсанбат

С трудом вырыли яму и не поленились, просторную — не надо сгибать руки-ноги. Закопали. Могилу утрамбовали, как могли, забросали сушняком, чтобы незаметно было постороннему глазу и зверье не учуяло и не разгребло. Конечно, поставить бы пирамиду со звездочкой. Но вокруг враг. После войны поставить бы на его могиле гранитный памятник. Только кто узнает о ней? Кто разыщет?

«Милю Абрамовну оставить у надежных людей в первом же селе, — думал Шевченко. — Хотя это и опасно. Еврейка. Дознаются немцы — расстреляют. Но и с нами она не выдержит».

Прошедшие сутки были изнурительными. Лица бойцов и командиров еще более осунулись, посерели.

Женщины стали неузнаваемы: худые, изможденные. Окружение никого не красит. Наталья Трикоз достала осколок зеркала и ахнула:

— Я же совсем старуха!

— Говорите, старуха? — Иван Копейкин тут как тут. — Ничего подобного, выглядите вы молодо. Больше тридцати вам не дать.

— Ничего, девчата, — утешал их Криничко. — Разобьем фашистов, вернетесь домой, расцветете как маки. От женихов отбоя не будет.

— Зачем так долго ждать? — вмешался старшина. — Выйдем, значит, из окружения, отоспимся и будем как свежие огурчики после дождя.

— Французы говорят: женщине столько лет, на сколько она выглядит, — произнес хирург Горяинов и тут же осекся: «Не к месту вылетело»

Наступило молчание.

— Как зайцев, гнали нас, — переводя разговор на другую тему, промолвил Иван Копейкин, усаживаясь у костра. — Даже совестно...

— А что же, по-твоему, мы должны были делать? — спросил сержант Фролов. — Вступить в бой? Кому нужны наши бессмысленные жертвы?

Неожиданно над головами раздалась стрекотня. Усевшись на ветке и склонив хорошенькую головку с черной шапочкой, сорока пуще прежнего заходилась в крике.

— Теперь о нас на весь лес растрезвонит белобока! — забеспокоился Копейкин.

В небе появился немецкий самолет-разведчик. Он долго и безнаказанно кружил над лесом, видимо, высматривая окруженцев.

— Вот видите, — говорил Копейкин, — Не самих фрицев, так их самолет накликала, сматываться отсюда побыстрее надо.

Как только самолет улетел, окруженцы двинулись в путь. Надо маневрировать, затеряться. Шли глухим лесом. Кругом снег нетронутый и белый-белый, как в сказке. Только горькая эта сказка...

23

Все говорило за то, что фронт был недалеко. Тяжело бухали в морозном воздухе немецкие орудия. Вздрагивала, качалась тишина, пугались вороны и другие лесные птицы. Иногда до леса доносилась пулеметная стрельба.

К группе бойцов подошел Криничко и спросил, где находится старший лейтенант Шевченко.

— Я вас проведу, — сказал Копейкин.

У мелколесья Иван остановился.

— Смотрите, смотрите, товарищ капитан, — заячьи следы. Это косой в осиновую поросль наведывался. Любит он эту горьковатую корку. Поставлю еще петлю.

— Ну, поставь. Здесь мы, наверное, задержимся. А тот зайчишка очень вкусный был.

Обогнув кучку, молодых елочек, они чуть не налетели на Шевченко.

— Ты что там высматриваешь, командир? — Крили лег рядом с Шевченко,

— Посмотрите.

Павел отдал бинокль капитану. Набежавший ветер сдул с веток снег.

— Не туда смотрите. Во второй двор. Интересно, что это за форма? Высокая серая шапка, какого-то желтого цвета шинель.

— Никакой шапки не вижу, умывается человек, а ему сливает хозяйка.

— Это сейчас... Может, партизаны? Хотя у партизан на шапках красные ленточки.

— Пустым делом занимаешься, командир. Нам-то один черт, кто в селе — мадьяры, итальянцы или румыны. Все равно в гости к ним не пойдем. А эту форму немцы, по-видимому, придумали для предателей. Ты лучше вон туда посмотри.

— А что там? Подбитый танк, и только.

— Ты скажи, командир, у тебя, кроме водителей, нет трактористов?

— Фролов работал трактористом, в армии водил легкие танки. Кажется, Судаков работал трактористом. А что?

— Не выходит у меня из головы одна идея. Только ты не смейся. Подготовить трактористов к вождению немецких танков.

Павел взглянул в бинокль: танк с покосившейся башней стоял посреди поля. Вокруг, закрывая гусеницы, сугроб. Как смертельно раненный, припавший на крыло стервятник, он безобиден и безопасен теперь, но все равно заключено в нем что-то зловещее и мрачное.

— На неисправном чужом танке?!

— Горе иногда обостряет разум.

— Это, Тарас Тарасович, простите, похоже на волюнтаризм. Ну, допустим, научим водить танки. А дальше что?

— Попытаемся захватить немецкие танки!

— Голыми руками?

— Не совсем уж голыми. Хоти, бывает, что безвыходное положение заставит и голыми руками...

Захватить танки! Легко сказать. Танк — не арбуз в колхозном поле.

— В нашем положении ни один вариант нельзя отбрасывать.

— Но это что-то несбыточное... Товарищ красноармеец Копейкин!

— Слушаю вас, — отозвался Копейкин.

— Позовите сюда Фролова и Судакова. — И тихо, чтобы услышал только Криничко, сказал:— Комиссар решил танковую бригаду формировать.

Но Копейкин не спешил уходить.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите ночью в село сходить.

— Не хватало еще шум поднять.

— Да я с сержантом Ивановым схожу. Мы тихо, осторожно. Я тоже смотрел на того белошапочника, когда вы бинокль давали. Может, там еще и наш Кукольник околачивается?