Медсанбат

Солдаты залегли около обоза. Мгновение — Фролов и Судаков метнули гранаты, отскочили за деревья и дали несколько очередей из автоматов, отползая вглубь леса. Немцы открыли огонь. В ушах нудно и тонко вызванивало, и тупая боль отдавалась в висках: «Быстрей! Быстрей!» Метрах в трехстах их уже ждали наши бойцы.

Идти дорогой дальше не решились. Пошли в обход лисом. Стрельба немцев затихла. От ветра гнулись сосны, сбрасывая с себя снег.

Шли всю ночь.

К утру еще больше разгулялась метель. Кружилась и плясала хаотическая пелена. Жесткие струи снега остро стегают и жгут бесчувственные от боли лица. И руки, казалось, окостенели. А тут еще глубокий снег.

Люди смертельно устали. Шевченко замечает: приотстали Миля Абрамовна, Титов, Куваев. Нет, надо добраться до глубокого леса, как намечали. А там уже решать, как переходить линию фронта. Этим маршрутом, примерно, пошел к линии фронта лейтенант Поздняк.

Шевченко осунулся, похудел, начинали сдавать нервы, но старался держаться так, чтобы никто из окруженцев этого не замечал. Какого напряжения стоит ему выглядеть спокойным, общительным и веселым!

В лесу наш дозор встретил скитавшихся бойцов из группы Поздняка. Их было семеро. Они грелись у костра.

Шевченко подошел к сидящим. Все давно не брились, поэтому выглядели старше. У костра кое-кто поднялся, кое-кто даже не пошевелился.

— Встать! — скомандовал старший лейтенант.

Нехотя стали подниматься.

— Что распустились! На кого похожи? Заправиться!

— Ну, а дальше что?

— Пробиваться к своим, бить фашистов!

— Пробивались, да что толку!

Бойцы рассказали, что они пытались несколько раз перейти через линию фронта, но это им не удавалось, только гибли люди. Вчера погиб лейтенант Поздняк. Сейчас решили идти на запад, искать партизан.

— Мы без дела не сидим, товарищ старший лейтенант, вытянувшись в струнку, отрапортовал сержант Иванов. — Вчера вечером такого шороха наделали! Взяли карты, оружие, консервы. Продовольствия, правда, маловато.

Вчера, усталые, измученные, они увидели, что по санной дороге двигалась небольшая колонна — три подводы.

Рощица была небольшая, но в двух километрах большой лес, куда они могли уйти. Сержант, поговорив с бойцами, решил искусно замаскироваться и ждать. Подводы приближались. Расстояние между окруженцами и немцами заметно уменьшалось. Метров за двести подводы остановились. Не прошло и пяти минут, как они снова двинулись вперед. Сержант подал команду: «Огонь!» Лесное эхо подхватило, и покатился вдаль шум боя.

Немцы, которые были впереди, не успели даже выстрелить — их срезали автоматные очереди. На третьей подводе немцы схватились за пулемет, но прицельный огонь с трех сторон повально разметал гитлеровцев. Бой был настолько стремительным, что они успели отрезать врагам путь к бегству. Обрадованные бойцы бросились к повозкам. Двое схватили ящик с консервами. Но вдруг заметили, что к ним бегут немцы. Оказалось, что за этими тремя санями следовал обоз. Эти подводы были словно боевым охранением.

— Первое время какая-то сила парализовала сообразительность сержанта.

— Немцы, немцы!

Не сразу все бросились бежать. А когда поняли опасность, было не до ящиков с консервами. Немцы, правда, их проследовали недолго, но потери большие — три солдата. Дорого им обошелся этот обоз...

Метель приутихла. Бойцы принялись собирать сушняк. Титов уже лежал на снегу, изо всех сил раздувая костер. Пламя то робко вспыхивало, то умирало. Сушили портянки, варили концентраты, Многие, нарубив ельника, ложились отдыхать.

Шевченко подозвал Комаревича:

— Как с продовольствием?

— На каждого человека, значит, по четыре пачки концентратов и килограмма по три конины. Если не считать людей Поздняка.

— Придется и их зачислить на довольствие.

— Но у них кое-что есть. Может, притаивают. Я разузнаю.

Шевченко подумал, что три дня они еще кое-как протянут. А дальше?! Придется варить еловый настой. И искать другое место для парохода линии фронта, коль здесь не удалось пробиться группе лейтенанта Поздняка. Надо идти на север.

Вернулась разводка и доложила, что в поселке Смелом остались лишь одни обгоревшие трубы. Рядом под снегом пустовали землянки. Все население поселка было угнано.

Тяжелая усталость заставила Шевченко пролечь на лапы ельника. Подстилка податлива, как набитые соломой матрацы.

Копейкин и Куваев принесли сухую разлапистую корягу и бросили в костер. На подстилке сидела, сложив по-татарски ноги, Рая Шайхутдинова и широко открытыми глазами смотрела на костер.

— Ложитесь и поспите, — сказал ей Павел.

Роя свернулась комочком, подсунула под щеку руку в меховой рукавице. И в ту же секунду заснула, задышала мерно. Сейчас, безмятежно спящая, она казалась беспомощной, беззащитной и маленькой. Шевченко удобнее положил голову на вещевой мешок. Рая вздрогнула, жалобно застонала во сне, потерлась щекой о его полушубок и снова задышала спокойно и ровно. Заснул и Шевченко...

Снилось Павлу, что его хоронят. Гроб украшен ельником. И венки из ели. В первом ряду похоронной процессии идут Варфоломеев, Снегирева, Круглов, Рахимов. Кто- то всхлипывает у гроба. Это же Аленка!