Медсанбат

На правой щеке Поздняка темнела рваная рана, к тому же он был ранен в ногу. Прихрамывал, морщился от боли.

— Шайхутдинова! — обратился старший лейтенант к медсестре. — Неси индивидуальный пакет!

Пока Шайхутдинова перевязывала, Поздняк рассказал, выплёвывая время от времени сгустки крови, что старший лейтенант Круглов с ординарцем около получаса сдерживали немцев. Потом погиб Сабиров. А когда Круглова окружили, Поздняк услышал его голос: «А ну, давай сюда!» И взорвалась граната.

Подошел, опустив голову, Горяинов.

Некоторые бойцы уже начали варить в касках конину.

— Что-то тихо, товарищ старший лейтенант, — отозвался за спиной Иван Копейкин.

— Да, притихли.

— Сюда не полезут. Лес для них — запретная зона. Совсем непонятно, как же нас накрыли фрицы? Было тихо, и вдруг немцы. Случайно, или среди мирного населения гад есть?

Шевченко ничего не ответил.

20

Часу в девятом утра окруженцы добрались до Ольховки. Это был хутор из семи изб. Все в этом хуторе, раскинувшемся вдали от главных дорог, выглядело мирным и спокойным.

Высланная вперед разведка доложила: немцев здесь нет. Мороз кусал руки даже в меховых рукавицах, хватал за мочки ушей под шапкой-ушанкой, щипал нос, обжигал легкие. Даже зубы задубели от стужи. Было тихо, ничто не шелохнется.

Шевченко, Криничко и Копейкин заходят в первый же двор. Дом занесен снегом. На старых вишнях у дома сидела стайка буроватых и красногрудых снегирей. Они вдруг сорвались, забили крылышками, только снежная пороша с веток вишен посыпалась, полетели в соседний сад.

— Первый раз вижу такую большую стайку снегирей,- сказал Криничко. — Обычно они стаями не летают.

— Мороз заставил из леса поближе к жилищу человека податься. Да и что в лесу найдешь, все окруженцы подобрали. А тут хоть засохшую вишню или сливу можно найти. Или сердобольные женщины, мальчишки и корочку бросят.

— Корочку?! Они сами корочке рады...

Только окруженцы поднялись на крыльцо и стали сбивать с валенок снег, как просунулась в дверь голова старушки:

— Матушка, пресвятая богородица, наши! — заохала и прошла в переднюю.

Криничко сорвал с усов сосульки, подал окоченевшую руку старухе, а затем женщине лет тридцати пяти. Поздоровался и Шевченко. Копейкин, не здороваясь, направился к печке, где потеплее.

— Давно здесь были немцы? — спросил Шевченко.

— Давно. Больше недели не слышно.

Старуха засуетилась, вытерла подолом лавку, предложила сесть.

Поднялась девочка, сверкая голыми коленками. Мальчик лет пяти лежал на печке и неистово чесался. Девочка побежала к печке, заглянула в один, другой чугунок. Мать шлепнула девочку, и она полезла на печь.

— Вот оно, существование наше, — сказала женщина. — Огурец да капуста — и в доме пусто.

— Огурец да капуста — хата не пуста, хозяюшка, — ответил бодро капитан Криничко и вымученно улыбнулся.

— Вы, значит, окруженцы?

— Да.

— Что же вы теперь будете делать?

— Пробиваться через линию фронта.

— Ой, погибнете вы все, — сказала старушка, — Наши женщины бают, что по всей округе немцев видимо-невидимо! А может, разведем вас по домам? А там фронт сюда придет. Чего ж на рожон лезть? А упрятать мы можем. Люди у нас на хуторе дружные. Добрые люди. Не выдадут.

Криничко взял суховатую, со вздутыми венами руку старухи.

— Спасибо, мать!

— Свекровь правду говорит, — подтвердила невестка.

— Нет, дорогие, отсиживаться мы не имеем права. Да и много нас.

— Ну, смотрите, вам виднее, только жалко вас, сыночки.

Криничко и Шевченко закурили, глубоко затягиваясь. Никогда еще махорка не казалась Павлу такой сладкой.

Копейкин уселся у припечка, достал сухарь, отломил кусочек и бросил в рот. Ел не спеша, рассудительно, по-хозяйски.

Зашли лейтенант Поздняк и сержант Фролов. Глава под заиндевевшими бровями у обоих серые.

— А ты как очутился здесь? — обрадовался Шевченко Фролову. — Где Варфоломеев? Где остальные?

— Все погибли.

— Как погибли?! — Шевченко так стиснул зубы, что желваки на скулах выступили.

— Мы уже подходили к деревне, как вдруг окрик по-немецки и выстрелы в упор. Я долго лежал без движения. Потом убедился, что все перебиты, пополз огородами обратно, а тут слышу шепот со двора: «Сынок, прячься скорей в хлев». Я юркнул во двор. Старушка рассказала, что в школе было человек тридцать раненых и молоденькая медсестра. Нагрянули немцы. Медсестра отстреливалась, последний патрон пустила в себя, но не погибла. Немцы страшно издевались над ней: на груди вырезали звезду и нанесли двадцать восемь штыковых ударов. Всех раненых застрелили. Утром я подошел к землянкам, откуда мы ушли, а там тоже немцы. Чуть не напоролся.

— Узнать бы фамилию этой мужественной медсестры, — сказал Криничко.

— Фамилию? Старушка говорит, что медсестру звали Галей. Фамилия то ли Селетова, то ли Семетова, Скорее всего, Солетова. На Урале таких фамилий много»

Комиссар достал командирскую тетрадь, записал фамилию медсестры и проронил:

— Наверное, из медсанбата соседней стрелковой дивизии.

Шевченко было подумал, а не специально ли старик направил в село, где немцы. А потом отбросил эту мысль.