– Всё деньгами не перемерить. Медведи должны в тайге жить, а не на мотоциклах кататься! Что это будет, когда всех медведей в наших лесах переловят, и они станут в цирках и зоопарках жить?!
– Ты так говоришь, словно сам на косолапых ни разу не охотился?
– К сожалению, охотился. Молодой был, глупый! – Дед хотел на этом закончить разговор, но не знал как.
– Иван! Замёрзнешь, старый. Давай домой, нечего с этими бездельниками-охотниками языком на улице чесать. Они в колхозе спустя рукава работают, всё по лесам бегают. Круглый год дурака гоняют. И ты туда же, – спасла Агафья мужа от продолжения неприятного для него разговора.
– Ты уж, бабка Агафья, зря на нас так кричишь. У нас полдеревни мужиков-охотников. Что, все бездельники?
– Они нет. В лес ходят только, когда время свободное имеют. А вы, наоборот, на работу идёте, когда свободное от охоты время остаётся.
– Скажешь тоже. – Мужики обиделись.
– Нечего тут плакаться. Коли не так говорю, то ставьте у меня в сенях ружья и топайте на конюшню лошадей кормить! Потом на коровник.
– Там и без нас народу ого-го!
– Бабы одни. Вот вам и ого-го.
Дед Иван подошёл к жене.
– Не ругайся. Они медведя ловить идут. Им медвежий щенок нужен. Для цирка.
– Вот охламоны Васька с Витькой! С самого детства такие. Ладно бы рябчиков стреляли или там лис. А то медведя ловить. Беду бы не поймали. – Бабка Агафья посмотрела вслед удаляющимся по улице охотникам. Перекрестила их…
Дед Иван вошёл в избу вслед за женой. Разделся и сел на лавку у печи. Сидел, молчал, думал о чём-то своём.
– Ты что, старый, впал в меланхолию?
Иван не ответил.
– Садись кушать.
Тот продолжал молчать. Бабка Агафья подошла и присела рядом.
– О чём дума? Об охотниках этих? То есть у тебя настроение, а то разом всё куда-то улетучилось.
– Права ты, Агафья! Вывели меня из себя эти ловцы медведей. Спрашивают: «А ты разве медведей не бил?» Тьфу на них! Сопляки. Все наши законы забыли. Аль не знают, что медведь, он, может, от человека произошёл. Я никогда мяса медвежьего не едал. Клыки медвежьи от порчи людей охраняют. У меня вон они до сих пор хранятся. Когда медведя нам доводилось добывать, мы перед ним извинялись. Говорили: «Не сердись, хозяин, видно, так тебе суждено». Эти разве так поступят?!
– Не расстраивайся попусту. Пусть ищут по тайге берлогу. Её ещё найти нужно. Может, Господь и не даст им такой радости.
– Дай бог! Медведи не должны на мотоциклах кататься!
– Вот и я говорю, вставай лучше к столу, покушай и успокойся…
Через несколько дней Иван столкнулся на улице с Виктором и Василием. Они его приветствовали первыми. Он спросил:
– Как медведи? Нашли?
– Всю тайгу в округе исходили. Пусто. Наверное, медведь в другом месте залёг. Всё лето на наше болото, видно, только кормиться ходил. А к зиме отошёл куда-то.
Иван хитро щурился, слушая ребят, а сам думал: «Дураки. Медведь аккурат под снегопад на берлогу прошёл. Только вы его и видели. Он неглупый, не зря его хозяином тайги считают. Хрен вам, а не мотоцикл».
Настроение у деда было прекрасное. Поговорив ещё с полчаса, он попрощайся, выяснив главное – берлогу охотники так и не найдут. Поспешил домой поскорее сообщить радостную весть жене, что все её прогнозы оправдались.
– Что я тебе говорила? Медведя, спящего в тайге, не так легко найти. Просто было бы, их, родимых, давно всех постреляли такие, как Васька с Витькой.
– Правильно говоришь. Правильно. Пусть спят косолапые спокойно. Без них тайга пустой покажется. Плохо одно – от своей затеи эти двое, я думаю, не откажутся. У них одни деньги на уме.
– Поживём – посмотрим, – философски заметила Агафья.
Медведица родила, как и было указано природой, аккурат в конце февраля. Медвежонок родился маленьким, весом не больше полукилограмма. Он был похож на небольшого двухнедельного собачьего щенка. Так уж придумано матушкой-природой, чтобы медвежата рождались небольшими, и непонятно, как это из такой «рукавички» с белым ошейником на груди через несколько лет вырастет хозяин леса, не имеющий во всей округе врагов среди лесных жителей, способный одним ударом лапы переломить позвоночник лосю или лошади.
Медвежонок заворчал, и медведица облизала детёныша, лежавшего у неё на груди. Аккуратно подтолкнула лапой к соскам и принялась кормить. Молока у неё было много. Медвежонок чмокал и одновременно мурлыкал от получаемого удовольствия. Медведица удовлетворенно сопела. Сейчас у родившегося на белый свет детеныша было только две задачи – есть и спать, что он и делал…
Лучи весеннего солнца постепенно, изо дня в день, растапливали лежавшие вокруг берлоги сугробы снега. Медвежонок окреп, открыл глаза и ползал теперь не только по матери, но и по всей берлоге. Однако продолжал по-прежнему большую часть времени тратить на еду и сон.