Медвежья злоба

Снег таял, капли воды соединялись, превращаясь в тоненькие ручейки чуть мутноватой талой воды. Лужа, образовавшаяся рядом с выворотнем, под которым лежала медвежья семья, росла изо дня в день. Скоро вода переполнила углубление в земле и потекла в берложье чело холодной струей прямо на безмятежно спящего рядом с матерью медвежонка. От воды, вмиг промочившей шкурку, он вздрогнул, открыл глаза и зарычал. Вода прибывала. Медвежонок забрался на мать, продолжая в неудовольствии отрывисто реветь. Медведица пошевелилась, отчего детеныш скатился и снова угодил в холодную воду. Обозлился, запыхтел, фыркнул, полез выбираться из берлоги на свежий воздух. На минуту ошалел от увиденного, завизжал от испуга, зовя к себе медведицу. Та вылезла вслед за ним.

Глотнув свежего воздуха, медведица встала рядом с детёнышем. Она понимала, что в настоящий момент ему ничто не грозит. Опасности не было, просто медвежонок всё почувствовал и увидел в первый раз: холодную воду, свежий морозный воздух, деревья, кучки не успевшего растаять снега, солнце и небо. От полученных впечатлений лесной зверёныш так переволновался, что дрожал всем телом, сильнее и сильнее прижимаясь к тёплому материнскому животу.

Медведица заурчала. Медвежонок вскоре успокоился и, когда медведица легла возле берлоги на успевшую немного подсохнуть и прогреться землю, полез к ней, раздвигая мордочкой передние лапы мамаши и стараясь добраться до груди. Через секунду засопел от усердия. Насытившись, уснул, правда, время от времени продолжал взвизгивать во сне и перебирать лапками, карябая когтями бок медведицы.

Полученные впечатления не отпускали медвежонка даже во сне. Каждый раз, как только он начинал плакать, медведица негромко рявкала, крутила головой из стороны в сторону. С характерным шумом втягивала носом воздух, пытаясь уловить запах опасности. Напрасно. Залитое весенней водой болото превратилось в непроходимое место, а их остров стал во всей округе самым безопасным убежищем. И пока её детёныш не станет чуть-чуть более самостоятельным, она может не волноваться, что их кто-то побеспокоит. Весна только началась, и у неё в запасе есть несколько спокойных недель, после чего ей придётся покинуть это обжитое место.

* * *

Весна чувствовалась во всём. Деревенским жителям после зимы прибавилось множество хлопот. Скот начали выпускать на улицу. Заметно похудевшие за зиму на скудных харчах колхозные коровы и лошади, почувствовав запах травы, задрав хвосты, носились вокруг конюшни и скотного двора. Огромный бык-производитель по кличке Бандит стоял посреди выгула, наблюдая исподлобья за своими бурёнками. Периодически он мычал и рыл копытом талую землю, куски которой отлетали на несколько метров. Под копытом образовалась приличная яма, уже заполнившаяся грязной жижей – смесью навоза, земли и воды. Бык ревел, из ноздрей вырывался пар. Занятые работой на ферме люди останавливались и смотрели в сторону Бандита.

– Вот зверюга даёт! – говорили некоторые.

– Весну чувствует, – отвечали другие.

– А он нас не затопчет? – волновались первые.

– Не должен. Он смирный, – отвечали вторые.

А деду Ивану предстояла большая работа, связанная с пчёлами. Вот уже несколько лет он руководил колхозной пасекой. С делами справлялся, план по мёду выполнял регулярно и особых трудностей в пчеловодстве не испытывал, так как с самого раннего детства был рядом с этими трудолюбивыми насекомыми и знал работу как свои пять пальцев.

– Вот, Агафья, и весна наступила. Хорошо стало. Глядишь, скоро и пчёлок с омшаника доставать. Я уже успел с весною поздороваться. А ты что же?

– А я, пока ты здоровался и дома сидел, в сарае у скотины убиралась. А после ещё минут двадцать с охламонами Васькой и Витькой разговаривала за забором.

– О чём? – не удержался дед.

– Снова в тайгу потопали.

– Зачем?

– За медвежонком! Зачем же ещё? Говорят, сейчас медведица след даст, мы её и прищучим. Её – того, а дитё – в цирк. – Бабка Агафья перекрестилась.

Выслушав жену, дед Иван минут пятнадцать без остановки ругался. Вспоминал Витьку с Васькой и всю их родню аж до седьмого колена последними словами. Выплеснув злобу, успокоился и закурил.

– Вот сукины дети, никак у них из голов медвежонок не идёт! Видно, деньги хорошие им циркачи готовы уплатить! Но хрен им медведицу найти. Она не глупее их, сейчас они только на секача-самца нарваться смогут. Те первыми из берлоги выходят. А матухи с детишками опосля по тайге шарахаться начнут. Они сейчас чуткие, если и повылазили с детёнышами на свет белый, то особо не торопятся место насиженное покинуть.

– Это почему же? – перебила деда бабка Агафья. – Встали ведь, проснулись!

– Боятся они. Тех же самцов и боятся. Натолкнётся такой зверюга на матку со зверёнышем, щёлк клыками, и нет потомства медвежьего, шибко голодные они сейчас, – пояснил дед. – Для них медвежонок, что для человека конфета шоколадная. Дюже они сладкое любят, прямо как ты, Агафья.

– Тьфу на тебя, старый! Разве я себе подобных ем? Христа на тебе нет такое говорить! – слегка обиделась бабка.