Мэйдзин

Его лицо, простое и грубое, не отличалось ни красотой, ни благородством. Ни одну из его черт нельзя было назвать изящной. Сплющенные мочки ушей. Большой рот и маленькие глаза. Но благодаря многолетней выучке и мастерству за доской он представал во всем своем величии, и посмертные фотографии это величие передавали. В очертаниях закрытых, будто погруженных в сон век таилась глубокая печаль.

Но когда я смотрел на его грудь, его голова казалась кукольной, словно приставленной к телу в грубом кимоно с узором «черепашьи панцири». Это кимоно из Осимы, в которое его обрядили после смерти, не подходило по размеру и топорщилось на плечах. Создавалось впечатление, что ниже груди тело мэйдзина просто исчезает. Ведь врач в Хаконэ удивлялся: «Как он ходит?» Когда тело мэйдзина перевозили на автомобиле из гостиницы «Урокоя», то мне показалось, что у него одна лишь голова. И во время партии, пока он сидел, я первым же делом обратил внимание, насколько худые у него колени. На посмертных снимках я разглядывал только голову. И она казалась жуткой, будто отделенной от тела. Эти фотографии были лишены ощущения реальности – вероятно, оттого, что запечатлели трагическую развязку человека, который, забыв о реальности, отдал всю жизнь искусству. Лицо мученика, судьбой которого стала смерть. С прощальной партией мэйдзина Сюсая ушло его искусство – и прекратилась его жизнь.

9

Вряд ли хоть одна партия в истории го начиналась так торжественно: черные и белые сыграли по ходу, а затем был дан банкет.

День 26 июня 1938 года выдался ясным, несмотря на сезон дождей. По небу плыли легкие облачка. Зеленый сад гостиницы «Коёкан» в Сиба сиял, словно умытый дождем, и кое-где под ярким солнцем блестели бамбуковые листья.

В приемной на первом этаже, перед нишей-токонома, встали игроки – мэйдзин Хонъимбо и седьмой дан Отакэ. По левую руку от мэйдзина стояли еще трое: игроки в сёги, мэйдзины Сэкинэ XIII и Кимура, а также мэйдзин рэндзю[25] Такаги. Всего четыре мэйдзина. Трое из них прибыли наблюдать за партией в го. Их пригласила газета, которая организовала это событие. Рядом с мэйдзином Такаги сидел я, репортер. По правую руку от седьмого дана Отакэ стояли главный редактор и издатель, за ними – директор и инспектор «Нихон Киин», три старших игрока седьмого дана, судья, шестой дан Онода и ученики мэйдзина Хонъимбо.

Перед собравшимися – все как на подбор в традиционных кимоно – выступил с приветственной речью главный редактор. Затем в центре приемной поставили гобан, и воцарилась тишина. Мэйдзин, как обычно, подошел к доске и слегка опустил правое плечо. Какие же у него худые колени! Даже веер[26] казался больше. Седьмой дан Отакэ закрыл глаза и помотал головой.

Мэйдзин встал. Он держал веер, как старый солдат держит меч. Теперь он сел за доску. Кончиками пальцев левой руки он придерживал хакама[27], а правую слегка сжал. Подняв голову, он посмотрел вперед. Седьмой дан тоже сел. Поклонившись мэйдзину, он взял с доски чашу с черными камнями и поместил ее справа. Сделав второй поклон, он на некоторое время прикрыл глаза.

– Давайте начинать, – сказал мэйдзин тихим голосом, в котором, впрочем, чувствовалась ярость. Как будто недоумевал, к чему все эти церемонии. Может, ему не нравилась нарочитость седьмого дана? Или он хотел сразу же ринуться в бой?

Отакэ открыл глаза и снова зажмурился. Позже, в гостинице Ито, утром в день игры он станет читать Сутру Лотоса. Сейчас же он наверняка медитировал, чтобы успокоиться. Раздался стук камня. На часах было 11:40.

Вся публика сосредоточилась на том, что выберет седьмой дан Отакэ: новое или старое фусэки, хоси или комоку[28]. 1-й ход черных оказался комоку в верхнем правом углу, – 17–4[29], – традиционным для старого фусэки. И этот ход разрешил одну из главных загадок партии.

Мэйдзин, положив руки на колени, смотрел на доску. Под яркими вспышками фотографов и кинооператоров, снимавших фото- и кинохронику, он, будто никого вокруг не существовало, сидел, сжав губы так плотно, что те даже выдавались вперед. На моей памяти это была третья партия с участием мэйдзина, и каждый раз, когда он садился за доску, я ощущал тихое дуновение, которое буквально освежало и очищало все вокруг.

Прошло пять минут, пока мэйдзин собрался сделать ход. Он будто забыл, что ход нужно отложить.

– Вам нужно сделать отложенный ход, – сказал седьмой дан мэйдзину. – Но похоже, вы очень хотите поставить камень на доску.

Секретарь «Нихон Киин» отвел мэйдзина в соседнюю комнату. Закрыв фусума[30], мэйдзин записал 2-й ход белых и положил в конверт. Отложенный ход недействителен, если кроме игрока его видел кто-то еще.

Затем мэйдзин вернулся к доске.

– Воды нет. – Он послюнявил пальцы и запечатал конверт, затем подписал его. Седьмой дан Отакэ оставил подпись ниже. Конверт положили в другой конверт, побольше, затем распорядитель поставил печать, расписался и положил его в гостиничный сейф.

На этом первая встреча закончилась.