Meine Deutschlehrerin

Жалобщиков он не любил, хотя всех выслушивал со спокойным и ровным выражением лица. К нему люди уже привыкли. И он с удовольствием иногда отмечал, что и к мнению его прислушиваются искренне и честно, не льстя и не подхалимствуя.

Панибратства своего предшественника он никогда не одобрял и очень боялся, что люди, что заводчане не примут его стиль. Но, похоже, опасения были напрасны, судя по таким не редким визитам "за советом" рядовых коммунистов, партгрупоргов, секретарей цеховых организаций, руководителей низового звена, мастеров и бригадиров.

– Мне и как человеку и как парторгу надо знать – воспитывал он Александра, – Почему? Почему участник войны, боевой, бравый разведчик, передовик производства, лучший литейщик завода вдруг вот так уходит в запой? Его дважды мы выдвигали на городскую доску Почета и дважды нам райком возвращал его кандидатуру, отказывал. Вот только из-за этого, Александр, только из-за этого. А он герой войны. У него ордена Солдаткой Славы. Всех степеней. Александр, вы у нас молодой специалист, поговорите с ним, настращайте в конце концов. Нельзя же так пить. Вот он своим хвастается: " Что мне рюмка! Я бутылку водки выпью, да таз пельменей съем и – ни одном глазу!" Выручайте, а? Сделайте что-нибудь.

– Видите ли, Виктор Петрович, я ведь с ним говорил. И, так мне, кажется, тут не я нужен, а может врач.

– Врач? Мы для чего тебя выписали, должность создали? Для чего? Чтоб ты с людьми работал.

– Да здесь сложнее все.

– Сложнее? Так решайте вопрос. Мы ведь не просто так вас пригласили работать. А помощь заводчанам оказывать. Вот таким, как Иван, героям войны, передовикам нашим помогать.

Воцарилась неловкая пауза.

Секретарь слегка кашлянул, как бы извиняясь за высокий тон и резкие слова. Не в его стиле это было.

– Хорошо, – ответил Александр. – Попытаюсь.

***

На второй встрече в чайной они с Иваном уже были друзьями. Александр больше не брал чая, а как и у всех, сидящих за столом у него стояла кружка пенящегося пива.

Свой человек.

– Ты представляешь брат, – Иван вопросительно заглянул в его глаза, -и ты представить себе не можешь, какая радость было, какая радость, – повторил он задумчиво, и даже прикрыл глаза, как – бы всем телом, всей душой уходя в то, счастливое время, в те радостные недели. Я тебе скажу больше, даже не только мы стоявшие небольшим батальоном в этом доме, но и хозяева наши все были рады, что закончилось это несчастье. Ведь для них это тоже такое несчастье было. И они как бы с облегчением вздохнули, что кончилось все, что живы остались, что позади эти бомбежки, пожары, голод. Все им осточертело. Все. А как Марта, дочка хозяина нашего старика, в доме, где мы квартировали. Как она радовалась.

Иван замолчал. И, глядя куда-то в даль, улыбнулся:

– А знаешь, Александр, ты прав. Завяжу я, не буду пить больше. Не мое это. Прав ты.

***

Второе письмо Иван читал Даше с непонятным замиранием сердца.

Guten Tag, Daria.

Ich habe deinen Brief bekommen. Du hast eine sehr schöne Handschrift. Ich kenne Russisch noch nicht gut. Also habe ich meine Mutter gebeten, deinen Brief zu Lesen. Meine Mutter und ich Leben zusammen. Meine Mutter heißt Martha. Sie arbeitet als Lehrerin an einer benachbarten Schule. Und er sagt, dass er mich unbedingt in die Sowjetunion bringen wird. Vielleicht Nächstes Jahr. Auf Wiedersehen. Schreib, was du liebst. Ich sammle noch Briefmarken. Ich habe schon 120 Riesen. Wenn du kannst, gib mir deine Briefmarken.

Auf Wiedersehen. Iwan.

«Добрый день, Дарья.

Получил твое письмо. У тебя очень красивый почерк. Я русский еще плохо знаю. Поэтому попросил маму прочитать твое письмо. Мы с мамой живе вдвоем. Мою маму зовут Марта. Она работает учительницей в соседней школе. И говорит, что обязательно меня свозит в Советский Союз. Может быть в следующем году. До свивдания. Напиши, че ты увлекаешься. Я еще коллекцинирую почтовые марки. У меня их уже 120 штук. Если сможешь пришли мне свои почтовые марки.

До свидания. Иван».

Забилось сердце. Нет не забилось. Заколотилось. Колоколом заколотилось.

Нет. Конечно же, Иван никогда на забывал Марту. Как мог он забыть те солнечные дни, те весенние и летние дни Победы, то всеобщее ликование, а главное те уроки немецкого, которые скромная Марта.

А впрочем только сейчас Иван стал понимать, что уроки для него это только был повод, повод встретиться со своей юной учительницей, ее frau, только повод, чтобы еще раз посмотреть в эти ясные спокойно – равнодушные и такие умные глаза, с легким зеленоватым оттенком (брундельбергских) лугов и с постоянной искринкой солнечной иронической улыбки.

А погода тогда была какая чудная. А солнце. Небо синее, синее. Ну точь-в-точь как тогда там в Германии, Тогда. Там. Когда Марта была рядом. Над их редким занятиями по немецкому языку посмеивались, но никто и вида не показывал.

Все видели, как Иван преобразился. Внутренне распрямился. Придираться перестал. Великодушен стал. Все во взводе догадывались, почему, но никто и виду не показывал. Ну занимается старшой немецки языком и пусть. Дело такое. Молодое.

***