Механика небесной и земной любви

– Это не несправедливость. – За все время Монти еще ни разу не взглянул на нее, а рассматривал собак на своем газоне (к которым теперь присоединился Аякс). – Это простой реализм – увы, недоступный тебе в настоящий момент. Видишь ли, ты зависишь от Блейза, от всей ситуации, ты связана по рукам и ногам – эмоционально и морально. И пока дело обстоит так, ты не можешь считать себя свободной. Есть простые и ясные понятия, к которым тебе сейчас надо вернуться. Чувство долга, в частности. Возможно, что Блейз скоро (или пусть даже не очень скоро) захочет выпутаться из всей этой истории, возможно, он снова потянется к тебе и к Худ-хаусу. Твой долг в этом случае – помочь ему. Не чей-нибудь, Харриет, твой… Пожалуйста, не прерывай меня. Ты должна сделать это хотя бы ради Дэвида, даже если бы не было никаких других причин, – а они есть, как ты знаешь. Ты не можешь просто так взять и «зажить свободно» – ты не готова к этому ни по своей природе, ни по воспитанию. От тебя требуется только одно – смириться. Ты не должна – да и не способна – принимать самостоятельные решения. Нравится тебе это или нет, но тебе придется быть святой – потому что ты это ты и, следовательно, ничего другого тебе не остается. Потом, когда пройдут годы и ты поймешь, что Блейз по-настоящему тебя покинул и что ты готова покинуть его, – кто знает, может быть, тогда тебе удастся наконец переменить свою жизнь… выучиться какому-нибудь новому бесполезному занятию – машинописи или стенографии. Но все эти вещи опять-таки не будут иметь никакого отношения к свободе; больше того, к тому времени они тоже превратятся для тебя в вопросы долга. А пока ты просто пытаешься приспособить ложно понятую идею «свободы» к своим растрепанным эмоциям. На это накладывается некое сентиментальное чувство ко мне и то, что сейчас тебе позарез нужна помощь – все равно чья. Проснись, Харриет, взгляни на вещи трезво. Пройдет, возможно, много лет, прежде чем в твоей жизни что-то по-настоящему изменится. Таковы обстоятельства – и такова твоя собственная природа, что сейчас ты должна быть пассивна и просто ждать: как поступит Блейз, что он решит? Это единственная роль, которая не ведет тебя к опасному самообману, – так что советую от нее не отказываться.

– Как ты… жесток, – сказала Харриет. – То есть это я, конечно, знала всегда. Но теперь я замечаю еще и то, чего не видела раньше. Все, что ты сейчас говоришь, – просто глупо.

– Второй и не менее важный момент, – словно не слыша ее, продолжал Монти (он поочередно разглядывал собак на газоне, как зритель разглядывает фигуры на картине), – заключается в следующем. Я не могу и не хочу тебе помогать. Мне попросту неинтересно. Извини, что приходится говорить без обиняков, но в таких вещах предпочтительна полная ясность. Никаких недомолвок и никаких твоих «начнется, уже началось». Моя жена умерла…

– Я помню, Монти, я не забываю об этом ни на минуту.

– …и с тех пор скорбь стала моим основным занятием, которому я отдаюсь без остатка. Тебе нужно, чтобы я прикасался к тебе, смотрел на тебя с сочувствием и любовью, – я не могу этого делать.

– Я знаю, что еще рано, – не только я, ни одна женщина не посмела бы к тебе сейчас подступиться. И все же…

– Скорбь есть также основная причина или, во всяком случае, повод для всех происходящих в моей жизни изменений. Скоро я продам этот дом и перестану писать. Собственно, уже перестал. История бездарного художника – другого из меня не вышло – завершилась. Теперь я буду жить внутри себя, как в камере-одиночке, без Софи и без Мило. В ближайшее время – возможно, Эдгар ввел тебя в курс дела – я собираюсь вернуться к учительству. У меня уже есть договоренность о встрече с директором одной школы – надеюсь, он меня возьмет. Я давно шел к тому, чтобы освободить свою жизнь от всего…

– И ты же еще обвиняешь меня в том, что я живу в мире снов? По-моему, ты сам в нем живешь! Я, видите ли, не могу измениться, зато ты можешь!.. Знал бы ты, какой у тебя только что был самодовольный вид! И таким вот нелепым способом ты собрался себя умертвить? Ты просто сам себя загоняешь в угол, вот и все.

– Милая Харриет! Те вещи, о которых я сейчас говорю, совершаются не ради красного словца и не под влиянием минуты, это результат серьезных и глубоких изменений, которые накапливались годами. Я никогда по-настоящему не говорил с тобой о себе и не собираюсь делать это сейчас. Я уже сказал тебе все, что хотел. Многим я казался счастливчиком…

– И тебе это нравилось!