Механизм времени

Яркие губы дернулись, едва сдержав ответную резкость. Огюст тоже постарался не улыбнуться. Видит бог, не хотелось с этого начинать. Так ведь сама напросилась!

— Господин Шевалье! Если вас тошнит от титулов, называйте меня госпожой Вальдек! Но не смейте!.. Не смейте издеваться, поняли?!

Лихорадочный румянец на щеках. Дрожь в голосе. В глазах — погребальные костры. Кажется, он все-таки перегнул палку.

— Госпожа Вальдек! «Qui pro quo» означает не только «услуга за услугу», но и просто — «путаница». Во избежание таковой объяснимся. Наш общий… э‑э… знакомый рассчитывает на то, что я буду помогать вам — et vice versa.[15] Если вас это устраивает…

Он старался говорить как можно мягче. Чудилось, что перед ним не аристократка, усыпанная бриллиантами, а соседская девчонка, у которой он, безмозглый сорванец, сломал куклу. Девчонка, правда, была очень вредной и заслуживала наказания.

— Устраивает. Как я понимаю, вы скрываетесь от полиции. Придя в мой дом, вы подвергли опасности его обитателей. Ладно, переживем. Для всех вы станете моим дальним родственником. Но — услуга за услугу. Не исключено, уже завтра мне понадобится ваша помощь.

— Охотно!

Шевалье вздохнул с облегчением — и увидел свою собеседницу заново. Не мотылек в искрящейся пыльце, но и не девчонка с куклой. Вдова средних лет, под тридцать, с припудренными морщинками. Не слишком уверенная в себе — и наверняка не очень счастливая. Тем, у кого жизнь сложилась, не нужен друг Эминент.

Вспомнился портрет молодого офицера. Замечательная у поляка улыбка!

— Госпожа Вальдек! Соглашаюсь, я вел себя не слишком куртуазно. Тяжелый, знаете ли, выдался денек…

— Забудем, господин Шевалье. Мои гости еще не ушли. Они ждут меня. Если вы хотите о чем‑то спросить…

Вопросов было много, один другого краше. Например, вампиры. Баронесса ничем не походила на безумцев из Биссетра. Но мистер Бейтс определенно на что‑то намекал! Может быть, на себя самого? Рыхлая земля на могиле, разверзстый гроб; клыки, дух тлена не заглушить дорогим парфюмом…

— Андерс Сандэ Эрстед. Вы его знаете?

Баронесса задумалась, потерла запястье, словно унимая боль.

— Видела один раз. Завидую его друзьям.

— А врагам?

— Не слишком. Впрочем, сие уже не важно. Эту ночь Андерс Сандэ Эрстед, как мне кажется, не переживет. А у нас с вами иные заботы.

Дальше шли молча.

4

На кухню его не отправили.

Госпожа Вальдек отвела «родичу» комнату, заставленную роскошной мебелью в стиле позапрошлого царствования. Темный шелк обоев, Ватто с Фрагонаром на стенах, наборной штучный паркет — и ни одной книги. Что взять с аристократов? Чтение, впрочем, имелось. Заметка из «Шаривари» — и еще кое-что, ради чего пришлось тайком заглянуть на остров Ситэ, в университетскую лабораторию.

Он нарушил приказ — впервые в жизни, если не считать съеденного, несмотря на строгий мамин запрет, варенья. Подчиняться не любил, но, если уж соглашался — выполнял все до точки. Директория Общества распорядилась: всем, кто в эти дни взялся за оружие, немедленно покинуть Париж. Огюсту Шевалье, командиру баррикады Сен-Дени, предписывалось уехать из страны — минимум на полгода. Арест погубил бы не только его, но и многих других.

Король-Гражданин не щадил инсургентов.

Огюст решил остаться. Все понимал, со всем соглашался, не пытался спорить. Просто вдруг понял, что сам может отдавать приказы. Его война продолжалась.

Снежинка-маяк вела за собой.

«Дорогой Огюст! Мои главные размышления были направлены… к трансцендентному анализу теории неопределенности… Но я не имею времени…»

Шевалье провел ладонью по лицу, осторожно дотронулся до кипящего болью виска. Галуа не в первый раз помянул Время. Спешил? Но это не помешало Эваристу исписать целую кипу бумаги. Перечитать, многое исправить, разложить по конвертам. «Не имею времени…»

Почему?

Пробравшись в Университет, он достал из тайника бумаги Галуа. Читать думал завтра, на холодную голову. Но, проснувшись среди ночи, решился — и зажег свечу. Разбудил его сон — липкий, странный, как и все, что случилось за последние дни.

Он помнил каждую мелочь.

…По улице Обри-ле-Буше медленно, не спеша шагали мертвецы. Первым хромал усатый старик в незнакомой форме, волоча за собой древнюю аркебузу. За ним ковыляли, тараща слепые бельма, утопленники в рваных бушлатах. «Жабо» из водорослей, лица изъедены рыбами. Следом, будто лава Везувия, пузырилась бурая каша — бурлила, лилась по щербатому булыжнику. Мелькнул лоскут кожи, утыканной иглами; в переулок уползло, извиваясь, бородавчатое щупальце.

Мертвецы шли на штурм баррикады.

Страха не было — лишь омерзение. И бессонница. Огюст плеснул в лицо воды — рукомойник стоял в углу; обтерся полотенцем, сел к столу. Голова трещала, боль расползалась, как дурацкая каша из кошмара. Но он с упрямством фанатика продолжал разбирать строчку за строчкой.