Мексиканская готика

– Я хочу побыть с ней наедине, – повторил Вирджиль. Гладкий шелк его голоса превратился в наждачную бумагу.

Флоренс покинула комнату в мрачном молчании, за ней вышел Камминз. Фрэнсис, уходя последним, бросил на Ноэми встревоженный взгляд.

Вирджиль достал пузатую бутылку, наполнил бокал, задумчиво покрутил его, потом сел на диван к Ноэми. При этом его нога коснулась ее.

– Каталина когда-то говорила мне, что у вас очень сильная воля, но до этого момента я не осознавал насколько, – сказал он, опуская бокал на подлокотник. – Ваша кузина слаба, а у вас есть характер.

Он говорил так беспечно, что Ноэми поежилась. Казалось, для него это игра, в то время как она не находила себе места.

– Проявите хоть немного уважения, – сказала она.

– Думаю, кто-то другой должен проявлять уважение. Это мой дом.

– Мне жаль.

– Совсем вам не жаль.

Ноэми не могла прочитать выражение его лица. Возможно, на нем было написано презрение.

– Мне действительно жаль! Но я пыталась помочь Каталине.

– Странный у вас способ помогать. Как вы вообще смеете постоянно расстраивать мою жену?

– Что вы имеете в виду под «постоянно расстраивать»? Она рада меня видеть, сама так сказала.

– Вы приводите к ней незнакомых мужчин, а потом приносите яд.

– О, ради бога, – сказала девушка, вставая.

Он схватил ее за запястье и рывком усадил обратно. Это было забинтованное запястье. Кожу обожгло, и Ноэми поморщилась.

Вирджиль потянул за рукав, посмотрел на бинт и ухмыльнулся.

– Отпустите.

– Работа доктора Камарильо, полагаю? Как и настойка? Это он ее приготовил?

– Не касайтесь меня!

Но он еще крепче сжал ее руку. Если Говард был похож на насекомое, а Флоренс на насекомоядное растение, то Вирджиль Дойл был хищником, возглавляющим пищевую цепочку.

– Флоренс права. Вы заслуживаете пощечины и нескольких хороших уроков, – сказал он.

– Если кто-то и получит пощечину в этой комнате, уверяю вас, это буду не я.

Вирджиль запрокинул голову и громко рассмеялся, потом поднял бокал; несколько капель темного ликера упало на обивку, пятна были похожи на кровь. Наконец он отпустил ее.

– Вы безумны, – сказала Ноэми, потирая запястье.

– Я безумен от волнения, – ответил он, залпом осушил бокал и бросил на пол.

Тот не разбился, а покатился по ковру. «Ну и что, если бы разбился? – подумала Ноэми. – Это его бокал. Он мог разбить его, если б хотел. Как и все в доме».

– Думаете, вы одна беспокоитесь о Каталине? – Вирджиль положил руки между коленей и устремил взгляд на бокал. – Наверное, да, так и думаете. Когда Каталина писала семье, вы наверняка подумали: «О, наконец-то мы сможем забрать ее у этого неприятного человека!» А сейчас вы, должно быть, думаете: «Так и знала, что он плохой». Вашему отцу уж точно не понравился бы такой жених Каталины. Дело не в моих качествах.

Если б шахты были открыты, он был бы рад выдать Каталину за меня. О, я был бы достоин. Он бы не считал меня незначительным. Наверное, его здорово раздражает, как, кстати, и вас, что Каталина выбрала меня. Ну, я не охотник за приданым. Я – Дойл. Неплохо бы вам это запомнить.

– Не знаю, зачем вы это говорите…

– Потому что вы считаете меня настолько никчемным, что сами пошли и дали лекарство Каталине. Вы решили, что я о ней не забочусь должным образом и нужно за моей спиной засовывать ей в рот всякую дрянь. Неужели вы думали, мы не заметим? Напрасно. Мы знаем обо всем, что творится в доме.

– Она сама попросила это лекарство. Я уже сказала Флоренс и доктору, что не ожидала такого.

– Вы многого не знаете, но ведете себя так, словно знаете все. Вы избалованный ребенок, и вы сделали плохо моей жене.

Вирджиль встал, поднял бокал и поставил его на каминную полку.

Ноэми ощущала в сердце огонь гнева и стыда. Ей не нравилось, как он говорил с ней, не нравился весь этот разговор. Но разве она не поступила глупо? Не заслужила упрек? Она вспомнила перекошенное лицо Каталины и почувствовала, как на глаза снова наворачиваются слезы.

Наверное, Вирджиль заметил ее смятение, а может, исчерпал порцию упреков, потому что его голос слегка дрогнул:

– Вы чуть не сделали меня вдовцом сегодня, Ноэми. Простите, если я был не особо вежлив. А теперь, извините, мне пора в постель. Это был долгий день.

Он и правда выглядел уставшим. Голубые глаза казались ярче обычного, словно от внезапного жара. Ноэми почувствовала себя еще хуже.

– Но перед тем как уйти, я должен попросить вас больше не приносить никакой дряни в этот дом. Оставьте медицинскую заботу о Каталине доктору Камминзу. Вы меня слушаете?

– Да, – кивнула Ноэми.

– Вы подчинитесь этому простому указанию?

Ноэми сжала пальцы.

– Да, – ответила она, чувствуя себя ребенком.

Вирджиль подошел ближе, внимательно посмотрел на нее, словно пытаясь найти ложь в ее глазах. Ей захотелось съежиться под его пристальным взглядом, он как будто препарировал ее.

– Что же, спасибо. Вы многого не можете понять, Ноэми. Но поймите, наконец, что благополучие Каталины для нас очень важно. Вы навредили ей и тем самым навредили мне.

Ноэми отвернулась. Она думала, что он уйдет, но Вирджиль медлил. Лишь спустя вечность – по ее ощущениям – он покинул комнату.

14