Мелодия для саксофона

— Не понял, — сказал Леонид, а потом округлил глаза от ужаса: — Ты хочешь сказать, что отравились доставленной мною пиццей?

— Да нет же! Ты что, газет не читаешь?

— Каких газет?

— Местных!

— Я вообще-то никакие газеты не читаю, — вздохнул Леонид, — я больше люблю фильмы приключенческие смотреть.

— Дожили, — пробурчал Григорян.

— Что?

— Ничего! В подъезде, куда ты приносил пиццу, в этот день убили женщину.

— Я не убивал, — быстро сказал Симонов.

— Я и не говорю, что ты убил!

— И вообще, когда я уходил, она была жива-живёхонька! И не одна!

— А с кем?

— С женихом, наверное, или с парнем со своим, — пожал плечами Леонид.

— Ты имеешь в виду женщину из той квартиры, в которую ты доставил пиццу?

— Ну.

— Убили женщину из другой квартиры.

— Ну, слава тебе, господи! — вырвалось у Симонова. Но встретив осуждающий взгляд оперативника, сразу принялся оправдываться: — Я не в том смысле!

— А в каком?

— Испугался, что они пиццей отравились.

— Понятно. Когда ты поднимался на этаж, встретил кого-нибудь?

— По-моему, нет… Точно, нет.

— А когда спускался вниз?

— Меня обогнал какой-то парень, вернее, подросток, он бегом сбежал по лестнице вниз. А навстречу поднималась какая-то тётка.

— Какая тётка?

— А я знаю? Может, живёт в этом подъезде.

— Как она выглядела?

— Она показалась мне отёчной… и шла тяжело.

— Ноги отёкшие? — быстро спросил Григорян.

— Ну, ты даёшь! — искренне восхитился Симонов, — я что, на ноги, что ли, ей смотрел?

— А на что ты смотрел?

— Если честно, ни на что, просто бросил взгляд и всё.

— Что же у неё было отёкшее?

— Лицо! Ясный перец!

— Какого она была роста?

— Высокая, но полная.

— А волосы?

— Вроде тёмные, может, каштановые.

— А глаза?

— Не рассмотрел, — покачал головой Симонов.

— На какой этаж она шла?

— Не знаю, она мне в самом низу попалась.

— Значит, ты не слышал, звонила она в дверь или открывала своим ключом?

— Не слышал.

— А узнать ты её смог бы, если бы увидел снова?

— Не уверен. Я же её видел одно мгновение, да и света там было мало.

— Понятно. Ладно, спасибо, извини, что разбудил.

— Ты расстроился, что ли? — спросил Леонид в прихожей.

— Есть немного, — улыбнулся Григорян одними губами.

— Ты, брат, не отчаивайся, — Леонид хлопнул Григоряна по плечу, — если найдёшь эту тётку, позови меня, я на неё посмотрю и постараюсь сказать, она это или нет.

Аветик усмехнулся, не думая укорять разносчика пиццы за панибратство:

— Хороший ты человек, Симонов!

— Так ведь люди должны помогать друг другу. Не зря же умные люди говорят, что человек человеку — брат.

— Ты, Лёня, видно, из заповедника прибыл и даже год жизни в городе не сумел испортить тебя.

— Почему из заповедника? Я ж говорил тебе, из деревни.

— Хорошая, видать, у вас деревня.

— Конечно, хорошая, — и внезапно предложил: — А хочешь, я тебя летом с собой возьму? За грибами сходим, за малиной, порыбачим на зорьке. А, поедешь?

— Может, и поеду, — неожиданно для себя ответил Григорян.

— Ну, так если что, ты знаешь, где меня найти. Прощевай, пока! — и он протянул оперативнику сильную мозолистую руку, и тот с удовольствием пожал её.

А потом подумал: «Ему бы не пиццу разносить, а дома строить или ещё что-нибудь солидное».

* * *

Заря на востоке трепетала розовым лоскутным одеялом. Ничто не предвещало неприятных неожиданностей.

За завтраком Ринат старался не думать о работе, полностью сосредоточившись на вкусной еде, приготовленной женой, и коротким общением со своими девочками.

— Папа, а кто такой Гегель? — спросила совершенно неожиданно Гуля, дочка Рината Ахметова.

Ринат поперхнулся чаем и чуть было совсем не выпустил из рук чашку.

— Это такой дядя, — выдавил он, бросив умоляющий взгляд в сторону жены.

Но Гузель только улыбнулась.

— Я понимаю, что дядя, а не тётя, — тёмные глаза дочери внимательно смотрели на отца.

— Гегель — это немецкий философ, — пришёл к Ринату спасительный ответ. И он быстро спросил: — А почему ты им интересуешься?

— Я видела у мамы на столе книжку о нём.

— Вот у мамы и спрашивай. — Ринат сердито покосился на жену.

— Но ведь мужчина у нас в доме ты! — парировала дочь.

Ринат уже ждал продолжения: «…и значит, за всё в ответе». Но Гуля просто смотрела на него пытливыми глазами.

— Да, мужчина в доме я, — важно ответил Ринат, — и поэтому занимаюсь мужским делом, ловлю преступников. А по вопросам Гегелей и прочих обращайся к маме!

— Почему?

— Потому что это её епархия.

Жена Рената была специалистом по романо-германским языкам и читала лекции студентам в университете.

— Папа, а что такое епархия? — оживилась Гуля.

— Фух! — вырвалось у отца, но, взглянув на часы, Ринат радостно сказал: — Гуленька, допивай быстро свой чай! Мы в детский садик опаздываем.

На что дочь ответила:

— Папа, ты зря радуешься, до садика нам идти и идти, и ты успеешь мне всё рассказать.

— Умна не по годам, — вырвалось у Рината.

А жена его прыснула со смеху. И потом, став серьёзной, сказала:

— Гуленька, не приставай с вопросами к папе, а то ты собьёшь его с рабочего ритма. Ты же сама знаешь, какая у него сложная и ответственная работа, — при этом Гузель не сводила с дочери строгого взгляда.

— А как же Гегель и епархия? — спросила та.