Мелодия для саксофона

— Я сама тебе вечером всё расскажу.

— Точно расскажешь?

— Разве я тебя когда-нибудь обманывала? — спросила Гузель.

— Нет, никогда, — не раздумывая, ответила Гуля.

Ринат перевёл дыхание, радуясь тому, что всё благополучно разрешилось. И дал себе слово побольше читать и расспросить об этом Гегеле поподробнее жену.

Но, увы, никогда нельзя быть уверенным в том, что же заинтересует пытливую девочку на следующий раз.

До детского садика они в это утро добрались без приключений.

Гуля была серьёзной и задумчивой. На всём протяжении пути она молчала, только крепко сжимала руку отца.

Уже чмокнув её в голову на прощание, Ринат не выдержал и спросил:

— Гуленька, а почему ты всё время молчала?

— Я боялась сбить тебя с рабочего ритма, — серьёзно ответил ребёнок.

И Ринат, стараясь не улыбаться, прижал одну ладонь к другой и сказал:

— Спасибо тебе, родная.

Оказавшись за дверью детского садика, Ринат улыбнулся. Дошёл до автобусной остановки и, запрыгнув в автобус, стал думать о гражданине Галушкине Михаиле Тимофеевиче, разработку которого ему поручил вчера вечером следователь Наполеонов.

Михаил Тимофеевич Галушкин был в это утро трезв. Он не пил уже четвёртый день. Но на душе у него, как он сам выражался, было пакостно. И тут пожаловал гость нежданный и незваный, который, как известно хуже татарина. Но мало того, он им и оказался! Кем же ещё может быть человек, представившийся Ринатом Ахметовым?!

Галушкин стоял на пороге и, раскачиваясь с носка на пятку и обратно, исподлобья смотрел на оперативника.

— Мы на пороге будем разговаривать или всё-таки пройдём в квартиру? — дружелюбно спросил Ринат.

— А чего в неё проходить-то? — сердито ответил Галушкин.

— Ну, что ж, тогда мне придётся забрать вас в отделение.

— Это ещё зачем? — ещё сильнее набычился Галушкин.

— Затем, что разговаривать на лестничной клетке и неудобно, и неприлично. Разве вас этому не учили в детстве родители?

— Учили, учили, — пробурчал Галушкин и неожиданно смилостивился: — Ладно уж, проходите, но у меня там не прибрано.

Однако когда Ринат зашёл в квартиру, то не удержался и присвистнул:

— Не прибрано это мягко сказано, у тебя тут, как Мамай прошёл.

— Вот-вот, — процедил сквозь зубы Галушкин и обвиняюще уставился на Рината.

Тот проигнорировал его взгляд, сбросил со стула какое-то шмотьё и сел.

— И вы присаживайтесь, гражданин Галушкин.

— Я не гражданин, а господин, — взъерепенился тот.

— Прямо так уж и господин, — усмехнулся Ринат.

— А чем я хуже этих?! — Галушкин качнул головой в сторону.

Ринат не понял, кого он именно имел в виду, но спорить с нервным типом не стал.

— Ладно, господин, так господин, — сказал он. — Вы мне лучше расскажите, где вы были утром, — он назвал дату убийства Самсоновой, — вернее, с утра и до обеда?

— В церкви! — прозвучал ответ.

— Где-где? — недоверчиво переспросил оперативник.

— В церкви я был!

— И зачем вы туда ходили?

— Как зачем? Хотя вам, басурманам…

— За оскорбление полицейского при исполнении, — равнодушно начал Ахметов.

— К куме я ходил! — выпалил Галушкин.

— Так к куме или в церковь? — всё тем же ровным голосом уточнил Ахметов.

— Так кума у меня в церкви служит!

— И зачем же вы, господин Галушкин, ходили в тот день к куме?

— Да я бы и не пошёл к ней, — махнул Галушкин рукой, — но она мне с вечера позвонила и строго так сказала: «Миша! Чтобы завтра утром пришёл ко мне в церковь!»

— И вы не посмели ослушаться? — не удержался от усмешки Ринат.

Галушкин покосился на оперативника и, поняв, что тот не отстанет от него, пока не узнает правду, решил признаться:

— Обносился я…

— Что?

— Ну, пропил свою одежду! Почти всю! И костюм, и пальто, и…

— Трусы хотя бы оставили?

— Трусы оставил, — вздохнул сокрушённо Галушкин и начал перечислять: — Рубашку старую, штаны и сандалии. Их у меня никто не купил.

— И кума обещала вам купить новый гардероб? Правильно я вас понял, господин Галушкин?

— Неправильно! — обиделся Михаил Тимофеевич, но потом смягчился и растолковал: — В церковь прихожане приносят поношенные вещи. Часто очень даже приличные. И церковь раздаёт их неимущим.

— Значит, вы приехали к куме, чтобы приодеться?

Галушкин печально кивнул.

— Кто может подтвердить, что вы были там с утра до обеда?

— Да кто угодно! Кума же там не одна была! — и вдруг забеспокоился: — А вы что же, проверять будете?

— А как вы думали, господин Галушкин?

— Так неудобно мне будет перед людьми, — вздохнул тот.

— А портки пропивать вам удобно? — спросил не улыбнувшись Ринат.

— Портки я не пропивал! — возмутился Галушкин.

— Ладно, ладно. Лучше расскажите мне, зачем вы грозили Аркадию Бессонову?

— Трубачу, что ли, этому? — опять набычился Галушкин.

— Саксофонисту.

— Нам без разницы!

— Так зачем вы ему грозили?

— Я не всерьёз! Просто обиделся я на него.

— И за что же вы, господин Галушкин, изволили обидеться на Аркадия Бессонова?

— Да вы сами подумайте! Эти артисты, как сыр в масле, на наши денежки катаются! Каждый день показывают их виллы и замки! А тут всю жизнь бьёшься, как хрен об кочку! — праведный гнев буквально распирал Галушкина.

— А вы бы, Михаил Тимофеевич, пили поменьше, — заметил грустно Ринат.