После того, как я вышла замуж за Маркуса, давняя меланхолия опять завладела мной. Только возвращение на цирковую арену могло пробить дыру в облачном небе моей печали и поразить зрителей яркой синевой солнечного дня!
Заметив, что я долго молчу, Маркус с тревогой спросил:
— Ты о чем сейчас думаешь?
— Небо такое печальное, — отвечала я.
— Твоя Анна все время у бабушки, ты не видишься с ней. Разве вы друг по другу не скучаете?
Я удивилась тому, что мужу небезразлична моя дочь. Он продолжил:
— Почему бы тебе не навестить их?
— Некогда. Сам знаешь, у автобуса жутко неудобное расписание. Зачем мне думать о своем ребенке? Это ничего не изменит.
После воссоединения двух Германий меня, вероятно, назвали бы плохой матерью, но в те времена матерей, вынужденных отдавать детей в государственные руки и встречаться с ними только в выходные, было очень-очень много. В силу специфики своих профессий некоторые матери могли не видеть детей иногда месяцами, и никто их за это не порицал. О материнской любви не говорили даже как о чем-то мифологическом. Церкви, в которых святая Мария с нежностью смотрела на ребенка, прижимая его к груди, стояли на замке. Когда религию перестали теснить, из линии горизонта над бывшей границей, точно фата-моргана, появился миф о материнской любви. Я сочувствовала Тоске, которую после падения Берлинской стены сурово критиковали за то, что она отвергла своего сына Кнута. Одни заявляли, что Тоска отдала его в чужие руки, потому что происходила из ГДР. Другие писали в газетах, что в утрате Тоской материнского инстинкта виноваты невыносимые условия труда в цирке восточного образца под типичным для соцстран стрессом. Слово «стресс» казалось мне неуместным. До воссоединения Германий мы не знали стресса, а знали только страдание. Понятие «материнский инстинкт» зашло так же далеко. Животным выращивать детенышей помогает не инстинкт, а искусство. У людей ситуация мало чем отличается, иначе они не усыновляли бы детей, принадлежащих к другим видам.
Возможно, огонек моего честолюбия снова затеплился потому, что я опасалась следующего приступа меланхолии.
— Заурядный номер на мосту или с мячом — это слишком просто для Тоски. Нам нужно придумать такое, чего никогда прежде не было на цирковой арене! — выпалила я.
Панков перестал накачиваться пивом и предложил поискать свежие идеи в книгах по этнологии или мифологии. Как правило, цирковые работники старались не умничать, чтобы не привлечь к себе внимание органов безопасности. Кроме того, они боялись испортить настроение зрителей излишней интеллектуальностью. Вот и Панков стремился вести себя так, чтобы все забыли, что он имеет ученую степень в области антропологии.
Нам с мужем дали отгул, Панков написал рекомендательное письмо, и мы отправились в городскую библиотеку, потому что цирковой библиотеки у нас пока так и не появилось. Мы нашли несколько книг, посвященных Северному полюсу, и погрузились в чтение.
Белые медведи долго не имели контактов с людьми и потому не могли предположить, насколько опасны эти низкорослые двуногие создания. Один медведь из любопытства приблизился к небольшому самолету, который приземлился неподалеку от него. Охотник-любитель вылез из самолета, спокойно прицелился в медведя и выстрелил. Было бы чудом, если бы смертоносный шарик не достиг цели. Охота на белых медведей стала популярным видом спорта, для которого не требовалось ни особой сноровки, ни готовности идти на риск. В то же время тем, кто хотел зарабатывать деньги на медведях, следовало ловить их живыми, а для этого требовалось определенное снаряжение и средства для их усыпления. Вопреки усилиям ловцов, некоторые пойманные медведи умирали от наркоза, другие — во время перевозки. В 1956 году Советский Союз запретил охоту на белых медведей, но США, Канада и Норвегия продолжали убивать их. Только в 1960 году охотники-любители застрелили более трехсот медведей.
Я пыхтела от бессильной ярости, читая эти строки. Муж, вероятно, решил отвлечь меня и сказал:
— Как тебе такой вариант: ты переодеваешься ковбоем и делаешь вид, будто стреляешь в Тоску?
Из динамиков звучит запись выстрела, Тоска падает на пол и притворяется мертвой.
— Боюсь, это будет выглядеть смешно. А дальше что?
— Тоска внезапно встает и «съедает» тебя. Иначе говоря, жертва человеческого насилия воскресает и побеждает преступника.
— Не пойдет. Публика приходит в цирк не за соцреалистической моралью. Лучше покопаемся в мифологии.
Тогда давай читать книги об эскимосах!
Мы выяснили, что эскимосы (ну, или, по-другому, инуиты) знают многое о белых медведях, но ученые не особенно доверяют их рассказам. Именно из-за недостатка доказательств слова эскимосов не принимаются всерьез.
— Мы не ученые и можем принять на веру то, о чем говорят эскимосы.
— Да. В детстве я хотела быть зоологом, но теперь радуюсь, что не стала им.
В той же книге упоминалось, что, по мнению эскимосов, на время зимней спячки белые медведи затыкают себе задний проход пробкой.