Мемуары белого медведя

— Ты считаешь, я стала бы эмигрировать одна?

Барбаре пришлось отвечать на разные глупые вопросы. Ела ли она гамбургеры? А суши? Пила ли колу? Барбара отвечала безразличным тоном:

— Цирк — это остров, плавучий остров. Мы не покидаем его даже в далеких краях.

Свободного времени в процессе гастролей у нас совсем не оставалось; если выпадал хотя бы час перерыва, это уже была большая удача, и мы бежали, чтобы поскорее купить какой-нибудь сувенир. Дни состояли сплошь из репетиций, выступлений, фотосессий, интервью и переездов.

В Японии Барбара приобрела халатик с рисунком в виде цветов сакуры. Я тоже хотела купить себе такой, когда мы вместе были в Асакуса, но на мой размер нашлись только пестрые пальто, а я давно заметила, что впадаю в панику, если теряю свой маскировочный белый цвет. Я спросила продавщицу, нет ли у нее чисто-белого купального халата. Та удивленно уточнила, не собираюсь ли я отмечать какой-нибудь праздник в честь духов. В Японии духи мертвых людей одеваются в белое. На японском плакате нас назвали «Большим Цирком Восточной Германии», что сразу испортило мне настроение, потому что мы ни в коем случае не хотели быть второй заваркой на чае русского цирка[3]. Переводчица госпожа Кумагая успокаивала нас, объясняя, что русский цирк, который в шестидесятые годы имел большой успех в Японии, остался в памяти людей как «Большой Цирк». Госпожа Кумагая подчеркнула, что нам будет только на руку примкнуть к этому образу, живущему в головах японцев. Мы — усовершенствованная форма этого цирка в семидесятые годы, а вовсе не вторая заварка.

— Вы ведь родились в России? — спросила меня переводчица.

— Нет, в Канаде, — отвечал кто-то вместо меня, и тут мне в голову пришло, что со своей родиной Канадой меня практически ничего не связывает.

Позднее в мыслях Барбары перепутались две медведицы. Старую медведицу тоже звали Тоска, как меня, и Барбара целовалась с ней еще в шестидесятые годы. Я тоже родилась в Канаде, но лишь в 1986 году, приехала в Берлин незадолго до воссоединения двух Германий. Я — возрождение старой Тоски, я несу ее память в себе. Мы были похожи, наши тела пахли почти одинаково.

Никто из цирковых зверей не подозревал, что приближается день воссоединения. Что-то поблескивало в воздухе, точно предвестник тревожной весны. Подошвы моих ног невыносимо чесались. Если бы люди принимали всерьез мудрость древних народов, которые позволяли медведям предсказывать грядущее, они могли бы разглядеть на моих чешущихся подошвах образы будущего. Даже если бы они не додумались до понятия «воссоединение», нашли бы какие-нибудь другие слова, например «похищение», «совместное проживание» или «усыновление», с помощью которых они приблизительно выяснили бы, что их ожидает.

В это неспокойное время Барбара по два раза в день наслаждалась жаркими аплодисментами восторженной публики в одном из берлинских парков. Все женщины ее поколения уже были пенсионерками и вели соответствующий образ жизни. Каждое утро Барбара вставала, красилась и превращалась в королеву Северного полюса. Бюджет был безжалостно сокращен, но благодаря старым связям она сумела раздобыть великолепный костюм. После первого представления она ложилась на старый диван в гримерной и засыпала крепким сном. После второго съедала гору спагетти, затем тщательно умывалась и падала в постель. Выступление состояло лишь из поцелуя со мной. В семидесятые годы сценарий был содержательнее: сначала девять белых медведей балансировали на мячах, окружали сани, на которых стояла Барбара, затем мы с ней танцевали танго и под конец исполняли смертельный поцелуй.

Из всего этого сохранился только поцелуй.

Барбара вставала передо мной, все ее тело сильно напрягалось, и лишь язык был мягким и расслабленным, когда она бесстрашно высовывала его мне навстречу. Я видела, как ее душа мерцает в глубине темного горла. С первого поцелуя ее человеческая душа по капле перетекала в мое медвежье тело. Человеческая душа была не настолько романтична, как я себе представляла. Она состояла преимущественно из языков, не только обычных, понятных языков, но и из множества языковых обломков, теней языков и картинок, которые не могли стать словами. Разумеется, воссоединение было ни при чем, и тем не менее я чувствовала необъяснимую связь между данным политическим событием и фактом, что Маркуса на глазах Барбары убил кадь-якский медведь.