Мемуары. Переписка. Эссе

«И вот я снова в Пярну.
И Вам пишу не спьяну,
А, так сказать, стрезва —
Приветные слова.
Домашний наш виварий
Болеет. Паша с Варей
Страдают день восьмой
От оспы ветряной.
Бомонд еще не в сборе,
Но ожидаем вскоре,
Что соберется весь.
(Чистовы будут здесь).
Пишу — не по погоде —
Стихи в гражданском роде,
Поэму сотворил[435]

.(Ее прочтет Кирилл.
А Вы когда прочтете,
По собственной охоте
Уехав в Кострому?)
И написал к тому
Статью для «Литучебы»[436],
Опять о рифме, чтобы
Совсем покончить с ней.
Так через сколько дней
Вы сбросите обузы
(Как говорят французы)
Ученого столпа?
(Не Костромэ ву па!)».

(13.06.78)

В письме, которое я сейчас приведу, С. в шутливой форме выражает столь частое у него опасение, что больше не сможет писать. Сперва говорит об этом в прозе, потом в стихах.

«В Пярну разгар купального сезона. Погода отличная. Поскольку все на пляже, самое лучшее было бы засесть за роман в стихах. Но Бог не дает вдохновения, а, наоборот, напустил на меня патологическую лень. А может быть, навсегда лишил меня дарования.

Хорошо Вам, В. Баевский,
Что Вы пишете статьи.
А со мною стали резки
Музы милые мои.
Говорят мне своевольно:
“Хватит рифм. Ступай на пляж.
А писать тебе довольно.
На песочек лучше ляжь”.
Не лежу я на песочке,
Сочинить хочу сонет.
“В каждой строчке только точки”, —
Как сказал один поэт[437]

.

На сем обнимаю Вас. Привет Э. М. Ваш Д. Самойлов» (13.07.81).

Следующее письмо требует небольшого предисловия. От Ю. М. Лотмана и 3. Г. Минц я получил приглашение на научный семинар в Тартуский университет. В поезде не оказалось вагона-ресторана, я приехал страшно голодный. Стоял сильный мороз, что необычно для Тарту. Меня не встретили. В гостинице мне сказали, что номер для меня не забронирован и мест свободных нет. Найти пристанище в другом месте мне тоже не удалось. Я мог бы позвонить или зайти к Ю. М. Лотману, но я почувствовал, что во мне нарастает протест. Прослонявшись часа три, я взял билет на междугородный автобус и уехал. Меня видела лаборантка кафедры, так что устроители семинара знали, что я приехал. Но не знали, что я уехал. Поэтому серьезно обеспокоились, стали обзванивать больницы и морги. Позвонили и С., предположив, что я мог уехать к нему в Пярну. Через несколько дней после моей столь неплодотворной поездки на семинар пришло письмо от Ю. М. Лотмана, который упрекал меня в поспешном отъезде и сообщал, что в гостинице мне был заказан номер люкс и произошло недоразумение. Следом за письмом Ю. М. Лотмана пришло письмо и от С., где происшествие было прокомментировано только ему одному присущим способом. Сейчас многие не знают балладу А. К. Толстого «Василий Шибанов», некогда необыкновенно популярную. Он спародировал ее начало.

Недавно Баевский из Тарту бежал,
Как некогда Курбский от гнева,
Поскольку не выполнила ритуал
Приема какая-то дева.
Конечно, Баевский, Вы — доктор наук,
А к Вам прикрепили училку!
Но все же считаю, достойный мой друг,
Что зря Вы полезли в бутылку.
Пошли б погуляли без всяких затей,
Схлебали б тарелку фасоли,
Наверно, у Лотманов есть для гостей
Чуланчик или антресоли.
Наверно, еще у кого-нибудь есть
Диванчики или лежанки.
А то молодым оказали бы честь:
Легли бы в постель аспирантки.

Не надо, Баевский, из Тарту бежать.

От страха там все оголтели.
Не все Вам в гостиничных люксах лежать.
Ведь есть и другие постели».

(10.03.85)